более либеральную модель, поскольку модернизация ее экономики осуществлялась в те времена, когда она была фактически единственной индустриальной страной в Азии, когда на мировых рынках промышленных товаров господствовала относительно небольшая группа западных держав и на этих рынках еще оставалось много места для новых производителей. Южной Корее пришлось пробиваться на мировые рынки в условиях более жесткой конкуренции со стороны не только “старых” промышленно развитых государств Запада, но и целой группы новых индустриальных стран, в условиях необыкновенно усилившейся мощи транснациональных корпораций, монополизировавших многие сегменты мирового рынка, в условиях растущей экспансии западного транснационального капитала, подрывной деятельности МВФ, направленной против развивающихся стран, и т. п. В таких условиях единственным средством для отсталой страны перейти в разряд высокоразвитых было использование всей мощи государства с целью задействовать все национальные ресурсы развития и пресекая попытки вывезти эти ресурсы за рубеж. В этой связи государство в Южной Корее осуществляло: 1. плановое управление развитием экономики (составлялись пятилетние планы развития, выполнение которых жестко контролировалось государством); 2. кредитно-финансовую монополию, что выразилось в национализации всех коммерческих банков, контроле за использованием и хождением в стране иностранной валюты (вся она должна была храниться на спецсчетах в Центральном банке), контроле за раздачей кредитов, уровнем процентных ставок, инвестированием в промышленность и ценообразованием. Особо жесткий контроль осуществлялся за притоком иностранных финансовых ресурсов. Привлекались лишь те иностранные инвестиции, которые способствовали выполнению правительственных планов и не были чреваты оттоком капитала за рубеж или усилением иностранного контроля над корейской экономикой; 3. контроль за внешней торговлей, который выражался в субсидировании государством экспорта и строгой регламентации импорта. Содействие оказывалось лишь импорту оборудования для новых отраслей при высоких запретительных пошлинах и даже запрете на ввоз на многие потребительские товары и особенно предметы роскоши (какой контраст с Россией, где в условиях нищеты большинства населения государство позволяет небольшому слою олигархов, нуворишей и прочих воров транжирить валюту, полученную главным образом в результате экспорта невозобновляемого сырья, на цели личного сверхпотребления); 4. создание крупных национальных компаний с участием государственного и частного капитала (наиболее известные — “Самсунг”, “Дэу”, “Хэндэ”, “Лаки Голд Стар”). Правительство требовало от них выполнения указаний государства относительно специализации, номенклатуры выпускаемых изделий, устанавливаемых цен, объемов производства в соответствии с пятилетними планами развития страны и могло жестко наказать за невыполнение этих требований (вплоть до ареста руководителей), но, с другой стороны, и обеспечивало их льготными кредитами, субсидиями, устанавливало низкие налоги, предоставляло дешевую инфраструктуру, списывало в некоторых случаях задолженность. Как японская модель экономического развития, так и близкая ей южнокорейская не позволяют сколько-нибудь значительного оттока капиталов за рубеж, и в этом одна из важнейших предпосылок их успеха. Эти модели лишний раз свидетельствуют, что чисто рыночной экономики в реальной жизни не существует. Имеются лишь различные варианты которого был дефицит в расчете с другими членами. Покрытие сальдо, возникавшего в процессе централизованного зачета взаимных платежных требований и обязательств по экспорту и импорту, члены ЕПС осуществляли либо в национальных валютах, либо поставками товаров, либо в долларах США. Правила ЕПС предусматривали введение в случае необходимости ограничений на платежи в свободно конвертируемых валютах, и даже запрет на приобретение и обращение иностранных валют в странах — членах ЕПС. Функционирование ЕПС дало возможность западноевропейским странам экономить свободно конвертированную валюту (в те годы единственной полностью конвертированной валютой был американский доллар), проводить политику валютного протекционизма, не позволившую “долларизировать” Западную Европу и способствующую успешной защите европейских рынков от наплыва американских товаров, обеспечить многосторонний характер западноевропейской торговли, создать основы будущей европейской экономической интеграции. ЕПС успешно предотвращал сколько-нибудь объемный отток капиталов из Европы, что также объяснялось и тем фактом, что западноевропейские страны ввели конвертируемость своих валют лишь в конце 50-х — начале 60 гг. Модель ЕПС могла бы быть с успехом использована и для стран СНГ, которые в 1993 г. приняли ряд документов, предусматривающих создание платежного, а впоследствие и валютного союза. Однако ничего из этого не вышло, что объясняется не только отсутствием политической воли и желания у местных правящих элит идти на создание каких-либо наднациональных органов, ограничивающий их “суверенитет”, но и поспешным вступлением в МВФ и введением конвертируемости национальных валют. Россия, Украина и ряд других стран СНГ, “освободив” внутренние цены, ввели преждевременную ограниченную конвертируемость своих валют без учета реального, плачевного состояния своей экономики, что привело к долларизации всей экономической жизни этих стран, выкачиванию из них ресурсов, к подчинению интересам мирового финансового капитала. Такое положение выгодно только паразитическому капиталу, в частности, многочисленным коммерческим банкам, существующим за счет спекуляции на перепродаже валют. Долларизация экономики России и нынешняя внутренняя и внешняя обратимость рубля по текущим платежам является одним из наиболее разрушительных верхушке России — коррумпированным чиновникам и криминальной новой буржуазии — уж очень хотелось дорваться сразу, без труда и необходимого самоограничения, до сладкой жизни: “мерседесов”, отдыха на зарубежных курортах, заграничных валютных счетов, недвижимости за границей и т. д. Все это можно было получить только в условиях быстрой грабительской приватизации наиболее прибыльных предприятий и введения конвертируемости рубля, дающей возможность быстро превращать российские природные ресурсы в доллары и вывозить их за рубеж. Свободная конвертируемость национальной валюты должна базироваться на развитой, конкурентоспособной на мировом рынке экономике, приносящей стране значительные валютные доходы от экспорта, которые необходимы для создания валютных резервов, обеспечивающих такую конвертированность. В результате роста мировых цен на энергоресурсы валютные доходы России в последнее время возросли, но они были бы еще больше, если бы все сырьевые отрасли были национализированы и была бы введена государственная монополия внешней торговли. Тогда большую часть валютных доходов страны можно было бы направлять на инвестиции в промышленность с целью создания конкурентоспособного экспортного производства и зарабатывать твердую иностранную валюту уже не столько экспортом сырья, сколько экспортом промышленных товаров. Во многих слаборазвитых странах или в странах с “переходной экономикой”, в частности в ряде государств СНГ, режим конвертируемости национальных валют обеспечивается главным образом за счет резервных кредитов МВФ. Эти кредиты представляют поистине ловушку для стран-должников. Займы МВФ обставлены жесткими политическими требованиями, выполнение которых способствовало падению национального производства в России и других странах-должниках. В числе стандартных требований МВФ — введение конвертируемости национальной валюты для осуществления текущих внешних платежей, ослабление контроля над внешней торговлей и открытие внутреннего рынка для импорта, сокращение дефицита госбюджета, причем главным образом за счет снижения государственных расходов на поддержку отечественных производителей и на социальные нужды, реализация курса “открытых дверей” для иностранных инвестиций, проведение политики ускоренной приватизации, отчет перед МВФ о проведенных мерах и согласование с ним а также вследствие разворовывания этих средств функционерами правящих режимов, которые затем вывозят эти средства за рубеж, тратят на приобретение дорогих импортных товаров, предметы роскоши и т. д. Фактически резервные кредиты МВФ, обставленные требованиями по либерализации экономики стран-должников, можно охарактеризовать как своеобразное кредитование западными государствами своих национальных экспортеров, как средство для их проникновения и прочного закрепления на внутренних рынках стран — получателей кредитов. Такие кредиты способствуют подавлению национального производства в странах-получателях, делают их политически и экономически зависимыми от кредитора (зависимость наподобие наркотической). В итоге, если даже страна, попавшая в ловушку МВФ, не сможет вернуть свои долги, МВФ и стоящие за ним страны Запада в общем-то ничего не теряют: они в любом случае уже вытянули из данной страны столько средств и ресурсов, что это покрывает все первоначальные затраты. Именно поэтому стр