Поезд пятящийся скорый
Я застопорить хочу.
…Всею силою плеча
Жму-давлю на стоп-рычаг…
Просыпайтесь, поднимайтесь,
Выпрямляйтесь в полный рост,
На земную твердь спускайтесь,
Убеждайтесь: всё — всерьез!
Это похоже на удар в сполошный колокол. В застенчивой когда-то деревенский девчушке, теперь зрелом поэте, вдруг прорезался, заявил о себе такой вот беспокойный государственный характер, что не подивиться ему просто нельзя. Что это — случайность? Нет, это вполне осознанный выбор, выстраданный ответ на вызов времени. В движении к нему, думаю, и родилась вот эта поэтическая формула, которую сегодня не могут не заметить другие поэты:
Имеющему голос — спеть,
Сказать — имеющему слово, —
Не подвиг, да…
Но надо сметь!
А смелость — подвига основа.
Надо сметь! Поэт О. Фокина позволила себе такую роскошь: произнести во всеуслышание слова о том, что лишило народ надежды на достойную жизнь, унизило, оскорбило его. Расколотый снова на богатых и бедных, народ оказался под властью оседлавшего российскую “птицу-тройку” доллара. От имени бедных она бросает в лицо владельцам туго набитых кошельков:
И до глубинной деревеньки
Дошел раскол и передел:
У вас всю ночь считают деньги,
Мы — без гроша и не у дел.
…Такое звезд расположенье,
Таких “указов” звездопад:
Вы — в господа, мы — в услуженье
Да на работу без зарплат.
У вас всю ночь огонь не гаснет,
У нас — ни зги во всем ряду;
На нашей улице — не праздник.
…Но я на вашу — не пойду.
Нельзя не почувствовать, сколько достоинства, непреклонности в этом “не пойду!”. И одновременно — морального превосходства над теми, кто “всю ночь считает деньги” и вдохновенней, желанней “работы” не ведает.
И еще один важный штрих к портрету поэта.
Попалось на глаза Ольге Александровне стихотворение Наума Коржавина, к тому времени уже эмигрировавшего то ли в Израиль, то ли в США. Из профессионального любопытства, не более, пробежала его глазами и удивилась: жалеет Наум русскую женщину: “Ей жить бы хотелось иначе, /Носить драгоценный наряд…” Как будто только “драгоценного наряда” и не хватает русской женщине. Нацепила бы, приколола — и была бы счастлива…
Не удивительно, что жалостный всхлип Наума О. Фокина приняла на свой счет:
Не выхвалялась,
Не выряжалась…
Тем, оказалось,
Вызвала жалость
Не испытавших
Счастья и боли,
Может быть, даже
Тысячной доли,
Что мне досталась…
Унизила поэта О. Фокину Наумова жалость — литературно-салонная, лицемерная жалость постороннего… а что касается нарядов, то это вообще не по адресу. Она знает другое счастье: не наряжаться, а сражаться (даже в рыцарских доспехах на миг себя представила, вспомнив, может быть, легендарную француженку), сражаться за лучшую народную долю, за процветание и величие Родины:
Гоже, не гоже —
Жалость отрину,
Щит не заброшу,
Латы не скину.
Славлю сраженье,
Славлю страданье!
С Правдой сближенье,
С Жизнью братанье!
Выбор более чем мужественный — жертвенный! И нашелся, конечно же, “рыцарь”, который пожалел ее и как женщину, и как поэта. Целуя ручку, сказал: “Я прошу вас, не боритесь! Не в бореньях ваша власть!”. Ответ поэта “рыцарю” еще более неуступчив и резок, и вместе с тем полон достоинства и гордости за свой выбор:
Вы, хранитель-оградитель, —
Не в обиду только будь —
Как кому, а мне вредитель:
Без борьбы? С дороги? В куть?
Ваши жесты, ваши шутки,
Из былых времен слова —
Не к минуте, парень… Дудки!
Слабой я уже была.
Вполне ясно, что сказано это не только за себя. Но и за всех сверстниц. Она хорошо знает их настроение в нынешнее, не менее грозное время, чем война. Именно этим знанием дышит стихотворение “В парке”… В целях экономии места прибегну к пересказу первой его половины… Сброшены “перестроечные” маски. Самые черные дни, завершившиеся расстрелом Верховного Совета, позади. Женщины, “былые комсомолицы”, весенним днем прогуливаются в парке, за городом. Гуляют и — такое уж нынче время — не анекдоты травят, не сплетнями пробавляются — “толкуют про политику… в хвост и в гриву “верхних” костерят”.
Поэт полностью на их стороне:
“Всю-то жизнь в трудах, а к смерти — голыми
Оказались: саван не купить…”
Их глазами, слез горючих полными,
По былому — храмы бы святить.
Потрясающая метафора! Думаю, рождена она не холодным рассудком, а горячим сердцем. Как никому другому (разве еще Николаю Благову), судьба предоставила О. Фокиной возможность постигнуть душу деревенских современниц, разделить с ними и пот, и слезы, и бабье дружество, и совсем не бабье мужество, и терпение, легендой ставшее.