А вот как о своей основной задаче сообщала в дневнике Анна Оленина: "Пусть все мысли мои в нем сохранятся, пусть мои дети, особливо дочери, узнают, что страсти не есть путь благополучия, есть путь благоразумия. Но пусть они пройдут через пучину страстей, они узнают суетность мира, научатся полагаться на одного Бога, одного Его любить...".
К сожалению, немногие современницы оставили воспоминания о времени и литературных друзьях (А. П. Керн, О. С. Павлищева, А. А. Фукс, А. О. Смирнова, А. Оленина и некоторые другие). Тем важнее сведения, ими сообщаемые. Как определил П. А. Плетнев: "Удивительная прелесть в простоте и непринужденности женского рассказа(...) Что ни говори, а в Записках великое дело - рассказы об исторических лицах(...) Без этого же холодно и скучно".
Неоднократно возвращался к своим личным записям и Пушкин. В наброске "Начало новой автобиографии" он признавался: "Несколько раз принимался я за ежедневные записки и всегда отступался из лености; в 1821 году начал я свою биографию и несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 г. при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки. Они могли замешать многих и, может быть, умножить число жертв. Не могу не сожалеть о их потере; я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностью дружбы или короткого знакомства. Теперь некоторая театральная торжественность их окружает и, вероятно, будет действовать на мой слог и образ мыслей. Зато буду осмотрительнее в своих показаниях, и если записки будут менее живы, то более достоверны" (курсив мой. - И. С.). Пушкин вел Дневник с 14 лет! 27 марта 1825 года, рассуждая о периодических изданиях, о "Телеграфе", он сообщает своему брату о созревшем желании писать Записки о Г. Державине: "не напечатать ли в конце "Воспоминания в Царском Селе" с nоtoй (примечанием.-фр. Заметим, что именно так любил - ноты, нотицы - называть примечания, "научные подвалы" Н. М. Карамзин! - И. С.), что писаны мною и 14 лет и с выпискою из моих "Записок" (курсив мой. - И. С.).
Интересные сведения сообщает лицейский товарищ Ф. Ф. Матюшкин, который в 1817 году вместе с известным мореплавателем В. М. Головниным, отправляясь в кругосветное путешествие, решил вести походный "Журнал" и сообщил об этом Пушкину. Как он вспоминал: "Пушкин долго изъяснял ему настоящую манеру записок, предостерегая от излишнего разбора впечатлений и советуя только не забывать всех подробностей жизни, всех обстоятельств встречи с разными племенами и характерных особенностей природы".
Из вышеприведенного ясно, как серьезно Пушкин относился к автобиографическим записям. В зрелые годы это помогло ему в работе писателя и вдумчивого историка.
Первая страница сохранившегося фрагмента лицейского дневника заканчивается лирически и обещающе в плане его дальнейшего литературного развития: "Жуковский дарит мне свои стихотворенья". Во всех дневниках, с лицейского периода и до 1835 года включительно, перемежаются сообщения официальные, политические, общественные, литературные, наряду с историческими анекдотами и личными впечатлениями. Пушкин отличался яркой индивидуальностью, наблюдательным взглядом и кропотливой работой. Здесь следует вспомнить о его записях, так называемых "table-talk" (разговоры за столом).
Пушкин вел дневники и в годы южной ссылки, но они не сохранились. (Из Кишиневского дневника осталось несколько страниц, но и на них встречаются запрещенные имена: Ипсиланти, Пестеля, Чаадаева и Кюхельбекера.)
Как он доверительно указывал кн. Вяземскому, хорошо знавшему ценность этого вида исторической памяти: "Из моих записок сохранил я только несколько листов и перешлю их тебе, только для тебя".
Вел он и путевые записки в период поездки в Арзрум и в личной командировке, в своей одиссее по местам действий армии Пугачева1.
О серьезном отношении к дневниковым записям можно судить по письмам ко Льву, где он с завидною регулярностью подчеркивает: "Стихов не пишу, продолжаю свои "Записки".
С таким же увлечением читает он и записки Наполеона, Фуше2, Байрона, присылаемые друзьями в ссылку. В первой половине февраля 1825 года он делится с братом своими впечатлениями о прочитанном: "Ты не воображаешь, что такое Фуше! Он мне очаровательнее Байрона. Эти Записки должно быть сто раз поучительнее, занимательнее, ярче Записок Наполеона(...) Читал ли Записки Наполеона? Если нет, так прочти: это, между прочим, прекрасный роман". В конце письма он добавляет: "Стихов новых нет - пишу "Записки".