Месяц в Англии, или Ненаучные открытия, сделанные в одной научной командировке
Кембридж. Научный и учебный центр Великобритании, существующий с 1209 года.
У нас носятся с иностранцами как с писаной торбой. Их встречают, сопровождают, кормят, возят, устраивают. Для них предназначены лучшие гостиницы и рестораны, куда зачастую не пускают собственных граждан. А если нас пускают, то выкидывают при появлении на горизонте заморских пташек с любым оперением». Примерно такую тираду я в сердцах произнес, обращаясь к подмосковным березам, и понапрасну сотрясал воздух в Шереметьеве, куда прилетел после месячного пребывания в Англии. Час я ждал свой чемодан, полчаса безуспешно искал тележку для багажа, затем стоял в очереди на такси, а мимо наши гиды, кудахтая, провели к автобусу группу молодых и кудлатых английских ученых.
Месяц назад, пройдя таможню английского аэропорта Хитроу, я увидел мужчину с плакатом «Мистер Васильев» и подошел к нему. Он оказался таксистом, нанятым Британской академией, чтобы встретить меня и доставить в гостиницу. Он взял чемодан, поместил его на одну из тележек, стоявших рядом, и проводил меня в подземный гараж. Минут через сорок вместе с багажом, поднести который он не считал ниже своего достоинства, он сдал меня на руки администратору маленькой гостиницы «Адельфи».
С ключом мне вручили пакет. В нем оказались 20 фунтов (расписки не потребовали), карта Лондона, более подробная, чем та, которую за рупь продают приезжим у московских вокзалов предприимчивые «кооператоры»; схемы метро и автобусных линий, расположения архивов, библиотек, востоковедных центров, где мне предстояло побывать; отчет о деятельности Британской академии; письмо с приглашением прийти для уточнения программы к госпоже Джейн Лиддон завтра в десять тридцать. Администратор, он же бухгалтер и ключник, немедленно заложил стоимость выпитой мною чашки чая в память компьютера.
Встал я рано, изучил карту — и благо не было дождя — решил пройтись пешком, хотя путь предстоял неблизкий. Миновал Кромвельроуд, полную автомашин и красных двухэтажных автобусов, Гайд-парк с дикими утками в пруду и всадниками (наверное, миллионерами). Уголок ораторов, где можно залезть на табуретку и болтать (без микрофона) о мировой или гомосексуальной революции. Ломящиеся от товаров магазины Оксфорд-стрит («Все, чем до прихоти обильный, торгует Лондон щепетильный...»). Затем — Музей восковых фигур мадам Тюссо и сразу за ним Британская академия—скромная трехэтажная пристройка к какому-то большому зданию.
Британская академия — эквивалент нашего Отделения общественных наук, отпочковавшаяся в начале века от Королевского научного общества, объединившего естественные науки.
«Леди и джентльмены! В отличие от вас, сосредоточенных вокруг университетов, мы, востоковеды и африканисты, находимся в рамках большой Академии наук СССР. Мы живем вместе с физиками, геологами, кибернетиками. Бывший президент нашей Академии Александров якобы говорил, что существуют естественные науки и науки... противоестественные. Так вот я (как, видимо, и вы) — представитель противоестественных, то есть гуманитарных, наук...» Мне одобрительно улыбаются. Кажется, шутку оценили, «атмосфера» создана, можно переходить к серьезному разговору. Идет ленч, по-нашему обед. Насмотревшись на английские ораторские приемы по телевидению, проведя два десятка встреч и бесед, начинаешь улавливать, как нужно разговаривать с англичанами, чтобы вызвать их расположение и установить необходимые контакты.
Но это будет через три недели, а пока что я вхожу в кабинет помощника секретаря Британской академии Джейн Лиддон, изящной молодой англичанки. За полчаса мы наметили программу моего пребывания — две недели работы в Государственном архиве по теме «Суэцкий кризис 1956 года», визиты в центры африканских и ближневосточных исследований Лондона, Оксфорда, Кембриджа, Дарема, Эдинбурга, Лидса, Йорка. Джейн выдала мне деньги на прожитье за вычетом вложенных в конверт накануне 20 фунтов. Ей же я принесу счета за ксерокопии из архива, и она примет их, округлив, к моему удивлению, до фунтов все суммы.
— Ведь считать пенсы,— заметит Джейн,— обойдется дороже по времени.
В комнате у госпожи Лиддон стоит телетайп, и поддерживать связь со мной она будет телеграммами, передавая их напрямик в гостиницу, как, впрочем, и в Москву, Нью-Дели, Токио, Хьюстон. И еще у нее установлен персональный компьютер, куда она закладывает сведения о гостях, даты, время отправления поездов, визиты, программы. Так что когда уборщик смахнет с ее стола программу моей поездки в Эдинбург и Лидс (и в Англии теряют бумажки), Джейн мгновенно найдет ее в компьютере, нажмет кнопку печатающего устройства, получит абсолютно идентичную копию и успеет передать ее в гостиницу вместе с железнодорожными билетами, расписаниями, адресами гостиниц и университетов, ксерокопиями карт городов, в которых мне предстоит побывать. «Ксерокс» установлен в соседней комнате. Получив эти бумаги, я буду предоставлен сам себе, и никто надо мною кудахтать не будет. Впрочем, и некому. Весь обслуживающий аппарат Британской академии с ее 350 постоянными членами состоит из 18 человек.