В конце дня делили деньги. Часть выручки шла на оплату рядовым челнам бригады, «карусельщикам» и «толкачам» (обычно по червонцу на нос), «четвертной» (двадцать пять рублей) получал их непосредственный начальник, бригадир, а остальная сумма передавалась тем, кто курировал (крышевал) этот доходный бизнес: «смотрящим» от криминального мира (уже тогда они держали под своим контролем таких вот профессиональных спекулянтов-перекупщиков), а также местным стражам порядка.
Милиционеры обязательно присутствовали при каждой ажиотажной продаже, делали вид, что следят за порядком, но обычно ни во что не вмешивались. Если дело, конечно, не доходило до открытых драк и массового мордобоя. Тогда они быстро и эффективно наводили орднунг — чтобы, не дай бог, не случилось кровопролития или, тем более, — какого-нибудь членовредительства. И чтобы не случилась смертельная давка, как при Ходынке, — это тоже было совершенно излишне. Портить благостную статистику местного отделения милиции ненужными правонарушениями никто не хотел. А сами «карусельщики» меньше всего были заинтересованы в скандалах и разборках…
Паша честно отстоял в очереди полтора часа, потом немного потолкался в короткой давке, возникшей при открытии дверей кассового помещения (довольно-таки тесного), попихался локтями с «карусельщиками», чтобы не пытались его оттереть, и получил наконец два заветных билета. Взял на дневной сеанс, на шестнадцать часов — так было удобнее всего. Успеет спокойно вернуться домой, сделать уроки (на понедельник задали довольно много) и пообедать. А потом он не спеша отправится на встречу с Майей. Надо выехать заранее, чтобы успеть купить у метро букетик цветов — все-таки это будет их первое свидание! В сентябре дачники обычно привозили из Подмосковья и продавали яркие, праздничные гладиолусы, вот он их (три штучки) и приобретет — за рубль.
Дома по-прежнему все спали, и Паша никого будить не стал — просто еще часик повалялся в постели, подремал. Потом, когда все наконец проснулись и встали, пошел на кухню и позавтракал первым. Затем, пока родители и Васька сидели на кухне и пили чай, позвонил Майе.
Набрал ее номер и стал ждать.
— Да? — раздался в трубке женский голос.
— Здравствуйте! — бодро произнес Паша. — Можно позвать Майю?
— А кто ее спрашивает? — поинтересовалась женщина.
— Ее одноклассник, Павел Матвеев!
— Ладно, сейчас посмотрю… Если она проснулась.
Ждать пришлось минут пять, не меньше, наконец в трубке раздался полусонный голос Киселёвой:
— Матвеев, ты что, совсем офигел? Знаешь, сколько сейчас времени?
— Знаю, — ответил Паша, — десять часов двадцать пять минут. Только что на будильник посмотрел.
— Так сегодня же воскресенье! — негодующе произнесла Майя. — Кто в такую рань звонит?
— Ты же сама сказала: как достанешь билеты — звони, — парировал Паша. — Ну и вот… Сеанс — в четыре часа дня.
Майя немного помолчала, потом произнесла уже более мягким тоном:
— Ладно, где и во сколько встречаемся? На лестнице у «России»?
— Да, в полчетвертого. Только не у самого кинотеатра, не на лестнице, там народа слишком много, а за спиной у Пушкина.
— За чьей спиной? — не поняла Майя.
— Пушкина, Александра Сергеевича, — терпеливо пояснил Паша. — Он там в начале бульвара стоит. Чёрный такой, из бронзы. Как выйдешь из метро — так сразу увидишь. Возле него я и буду тебя ждать.
— Хорошо, — согласилась Майя. — До встречи.
И положила трубку. «Так, дело сделано, — подумал Паша, — но надо решить еще один важный вопрос — в чем идти на свидание. Не в школьной же форме, в самом деле!» Он открыл шкаф в их с Васькой комнате и принялся тщательно изучать одежду. Выбор оказался не слишком большой. Посмотрел: придется, наверное, остановиться на серых брюках, темно-синем пиджаке и светлой рубашке, это хоть как-то будет походить на выходной костюм.
— Сынок, ты что, пригласил какую-то девочку в кино? — раздался голос за его спиной.
— Да… мама, — честно ответил Паша.
А сам подумал: от женского любопытства (тем более — материнского) никуда не спрятаться, не скрыться, всё равно всё узнает. Ну и ладно, пусть будет так, В конце концов, ему, Пашке, уже почти семнадцать лет! Имеет полное право на свидание. Тем более — со своей одноклассницей. Было бы гораздо подозрительнее, если бы он в этом возрасте девочками совсем не интересовался…