Надо заметить, работа в ресторане имеет ряд специфических особенностей, (это кроме ночного характера), а именно "чаевые" и "гарбич". Если с "чаевыми" всем и всё более или менее понятно: получают чаевые официанты и делятся ими главным образом с "кухней", хотя кое-что, по мелочи перепадает и посудомойкам: пятьдесят, максимум сто рублей за смену "на дорогу" или "на подмётки". Не густо, но ... откладывая эти полтинники, я например за два месяца скопила себе на вполне приличные туфли.
А вот "гарбич" требует разъяснения. Разумеется, хозяин всех нас кормил. В большинстве своём тем, что залежалось на "витрине" и что не следовало оставлять на следующий день. Но кроме "витринных залежей", кое что, особенно после больших банкетов оставалось на тарелках посетителей и вместе с этими тарелками попадало на мойку. Можете морщиться, но я, по примеру напарницы, быстренько обзавелась набором пластиковых контейнеров: разнообразные салаты, гарнир, остатки мясной нарезки, а нередко и парочка солидных отбивных. Всем этим можно было если не кормить семью, то по крайней мере втрое снизить расходы на питание. Конечно, самым изысканным и соблазнительным следовало делиться с "залом", но ведь это естественно: ты балуешь официантов лучшими деликатесами, а они подкидывают тебе по десятке или по две "на подмётки". Все дружат и всем хорошо. Особенно если дело касается спиртного.
Ресторан, в который я попала числился среди "хороших" и публика его посещала отнюдь не самая бедная. Банкеты редкостью не были. Бутылка "вискаря" или "Егерьмейстера" за пять тысяч в заказе случались достаточно часто. А если учесть, что одной бутылкой в таких компаниях дело не обходилось, то, как вы понимаете, посуда из-под элитного спиртного редкостью в нашем ресторане не была. Причём не вся она оказывалась пустой.
Красивые бутылки с парой ложек недопитого "эксклюзива" сразу стали для меня символом недоступной роскоши. Я собирала их с целеустремлённостью фаната, тащила домой и с гордостью расставляла на пустых стеллажах у стены, оставшихся от прежних жильцов. Пополнялась коллекция, пополнялись и бутылки. Энтузиазм, с которым я предавалась своему новому развлечению порой переходил за грань здравого смысла. Я понимала это, но не могла да и не хотела себя тормозить. Каждый раз, когда я возвращалась поздней ночью с работы, первое, что я видела, заходя в нашу с детьми комнату - роскошную витрину "красивой Жизни". Мою витрину. А первого сентября ... Впрочем, всё по порядку.
Первого сентября мой, старший пошёл в первый класс. У меня как раз выпал выходной и "день знаний" стал для нас настоящим, семейным праздником. Утром мы всей семьёй отвели нашего первоклассника в школу. Она, как вы помните, находилась всего в двух кварталах от нашего жилья. Даже то, что "бывший" вдруг решил вспомнить, что он "тоже отец" не испортило настроения ни мне, ни моим родителям.
- Неплохо выглядишь, - сказал он вместо приветствия и я мысленно с ним согласилась. Выглядела я прекрасно и знала это.
Если женщина сидит дома, то волей или неволей, от недостатка движения, она начинает полнеть. Четыре месяца работы на ногах согнали с меня по меньшей мере половину накопившегося сальца. Костюм, пусть и поношенный, сидел как влитой. Я всё-таки швея. Блузка, туфли и колготки были абсолютно новыми, а сумочку я так вообще купила в магазине вчера. Но главным моим украшением стали дети. Дочка в новеньком, ярком платье с плиссированной юбкой просто млела от сознания, что её обновка "кружится" - юбка при вращении вздувалась колоколом, погружая малышку в нирвану блаженства. Девочка даже не замечала насколько затмил её брат: в форменном костюмчике, в парадной, белой рубашке он выглядел как "мальчик с картинки". Впечатление подчёркивала свежая, фасонная стрижка, обошедшаяся мне в пятьсот рублей. Особую гордость первоклашки представлял ранец: чёрный, с блестящими картинками. Он сам выбрал его на школьном базаре и гордился своим выбором.
Меня даже не расстроило то, что дети тут же повисли на отце: как никак они не видели его почти пять месяцев. Соскучились. Я не ревновала: знала, что праздник долгим не бывает.
- Шикуете? - процедил он сквозь зубы созерцая салаты и нарезки. Я конечно не стала объяснять, что на прошлой неделе у нас банкет следовал за банкетом и урожай "гарбича" оказался как никогда обильным. Зачем? Лишь плечами пожала:
- Праздник же.
- Да, праздник, - согласился он и уточнил, кивая на витрину. - Чем угощать будешь?
- Чаем, - отлить из заветных бутылочек хотя бы каплю, было для меня всё равно, что для завзятого филателиста, наклеить одну из любимых марок на почтовый конверт.
- Ну, дочь, ну, жалко тебе что ли?
Но даже папина подколка не могла пересилить мою фанатичную скупость:
- Жалко, - призналась я честно.
- Даже для меня?
- Так тебе, пап, нельзя, - увильнула я, стараясь не замечать обиженно надутые губы "бывшего". Хотя почему "не замечать"? Губа - толще, брюхо ...
- Садитесь же за стол!
- Пап, пап, - сын потянул отца за рукав, - попробуй салат. В нём креветки настоящие...
Нарезка, сыр, два салата - моя добыча, горячая картошечка с курицей - мамино блюдо, чай, торт и шоколад в вазочке - куплены мной в магазине. Детский праздник удался. А Бывший ... так это его проблемы. Настоящий мужик в гости со своей бутылкой ходит.
Дети висли на отце, а я ... словно глаза мои открылись, с горечью наблюдала игру чувств на лице некогда любимого человека, ясно сознавая, что раньше, чем через полгода дети отца не увидят. Вот если бы я вздумала запрещать ...
Уже в коридоре, на прощание, он опять попытался выказать своё недовольство:
- Ты, как вижу, не слишком мне рада ...
- И что с того? - парировала я его укол. - Ты ведь не ко мне пришёл. К детям.
- Пап, приходи, тут здорово!
- Пап, приходи, - поддержала брата младшая.
- Видишь? Они очень рады.
Его передёрнуло.
- Шикарно живёте на мои денежки! - буркнул он на прощанье и хлопнул входной дверью. Провожать его во двор в мои планы не входило. Вздохнув с облегчением, я защёлкнула замок, обернулась, нос к носу столкнувшись с соседкой по квартире. Её взгляд буквально прожёг меня насквозь.
Глава 3. Соседка.
Взгляд соседки буквально прожёг...
Кстати, соседка. Бабуся лет не знаю скольки. Крупная, мясистая, одетая в заношенный, местами заплатанный серо-буро-малиновый халат, в толстых, вязаных носках с галошами, заменявшими ей тапочки, с редкими, седыми патлами, всегда скрытыми под старомодным, цветастым платком, заношенным не меньше халата...
По мнению всего дома, бабуся была конкретно "ку-ку", но тихая. Глас народа оказался справедлив по обоим пунктам. Особенно насчёт: "тихая". С утра до вечера её не было ни видно, ни слышно. На кухню она выползала лишь в сумерках, шла в магазин, готовила ужин и опять ныряла в свою нору. Золото, а не соседка, если бы не взгляд, встретившись с которым любой начинал усиленно продумывать достойные и недостойные пути отступления. Куда угодно. Лишь бы подальше от её пронзительных глаз, чернота зрачка которых ничем не отделялась от антрацитово-чёрной радужки.
В общем, я поспешно растянула губы в резиновой улыбке, бросила коротко: "Здравствуйте" - и слиняла в комнату допраздновывать, не переставая ощущать зябкое подёргивание кожи на спине и затылке.