На праздники ко мне в гости приплёлся "бывший". Он с аппетитом кушал деликатесы из "гарбича", со страдальческим смирением пил чай, а в конце визита предложил:
- Давай съедемся. Я буду жить с вами, ту квартиру буду сдавать, а когда расплачусь с кредитом...
- Уйдёшь к своей новой любви?
- Только не надо сцен ревности, - тут же надулся он. - Я с ней, между прочим, даже не расписался. Слава Богу. Даже представить не мог, что такие мерзкие бабы бывают...
Его долгие, нудные жалобы не трогали абсолютно. Честно говоря, мне были безразличны как он сам, так и его горести. "Бывший" даже на чудовище не тянул. Так, что-то размыто-серое, бесформенное, как кисель. Никто. У меня даже мысль не шевельнулась, что из-за этого "никто" можно переживать.
- Ты меня никогда не любила...
Я со скукой пожала плечами. Что-то объяснять? Доказывать? А зачем? Он же ничего не хочет слушать. Он хочет назад, и то, что поезд давно ушёл, его абсолютно не волнует.
Короче, "бывший" ничего не значил, а вот соседка... С той ночи я её почти не видела. Тётка резко перешла на дневной образ жизни, причём в квартире старалась проводить как можно меньше времени. Вроде бы при такой активности по ночам она должна была спать, как убитая, но каждую ночь, после полуночи в её комнате поднимался невероятный гвалт и никто кроме меня, его не слышал.
Ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое февраля - тяжёлая ночь. Об этом мне твердили все мои коллеги. И вот я всё увидела своими глазами. Нормальные компании рассосались где-то к двум часам ночи, а вот десяток задержавшихся уродов вымотали нервы всем. Мне-то ещё ничего. Подумаешь, одна свиноподобная тварь влезла ко мне в посудомоечную. Типа дверью ошиблась. Горсть соли в лицо и пожелание: "Отправляйся в ад!" - мигом прояснили мозги законченному монстру и выгнали обратно в зал. В Ад, пусть и "всего-то на триста лет", он возвращаться не спешил. Хуже пришлось официанткам. А пиком "веселья" стала драка, да такая, что только стулья летали. Милиция, показания свидетелей...
До дома я добралась в пятом часу, измотанная почти до истерики, шум в соседкиной комнате стал последней каплей...
С пачкой соли наперевес я переступила порог и остолбенела. Огромный сумрачно-призрачный зал со столами, массивными скамьями и даже горящим камином просто переполняли столь же призрачные посетители. Люди? Духи? Да какая разница! Я черпанула горстью соль из пачки:
- Да провалитесь вы все....
- Соседушка! Спасительница ты наша дорогая... - С пьяной суетливостью, соседка бежала мне навстречу, сквозь окруживший нас морок.
- Да сколько можно, - я всё ещё пыталась возмущаться, но растерянность брала верх. Эти столы, уставленные бутылками, полупрозрачные гуляки, далеко не благого вида. Откуда это всё?
- Спасительница! Благодетельница! - Разливалась соседка хмельным соловьём, - Ты уж прости нас сирых и убогих. Праздник у нас: душу неприкаянную в последний путь провожаем.
"Неприкаянная душа" уже толклась рядом: опустившегося вида хлипкий мужичонка, блеклый и полупрозрачный, как и полагается бестелесной душе. Но самым большим потрясением для меня стала пузатая, литровая бутыль карамельно-кофейного цвета у него в руках. Хитро подмигнув мне, как соучастнице он приложился "к горлу":
- Спиритус есть дух, а дух есть спиритус!
- Это что? - я не успела толком оформить вопрос. Неожиданная вспышка поглотила "душу", а бутыль тут же перекочевала в руки моей собеседницы:
- Упокоился страдалец! - провозгласила она счастливым голосом под восторженные рукоплескания полупрозрачных зрителей. - Да простятся за его мучения все его грехи.
- Какие мучения? - опять не поняла я.
- Бестелесные, спасительница, бестелесные. Не дай бог кому-то познать каково это: бестелесно в материальном мире существовать.
- Почему бестелесно...
- Так ведь вурдулачина проклятая тело его сожрала, прежде срока. И не только его...
Уже другими глазами я оглядела столпившиеся вокруг меня души: старики, старушки, мужчины, женщины и даже дети. Идиллического впечатления они не производили, но...
- Это что? Они здесь жили?
- Да, милая, жили и были сожраны. Вурдулак ведь как действует: изгонит душу из тела, переселится в новую оболочку, а старую ест неспеша. Ты, спасительница, подвигом своим из моего тела эту тварь изгнала и в Ад отправила. Потому я теперь телесная. А остальные маяться до смерти будут.
Изгнать душу, переселится... Дрожь пробрала меня от головы до пяток: так вот что собиралась сделать тварь с моими родителями: занять их тела!
- Да, да, милая, - подтвердила мои мысли соседка, словно читала их. - Она всех вас сожрать хотела, а квартира бы опять в продажу пошла. Кто чужой будет человека искать, если родные его не ищут? Видела, как быстро те хитники нечистые тогда прискакали? Сразу почуяли твари что без хозяина остались. И доверенность та...
- Да поняла я, поняла, что с вашей доверенностью, без вас можно было комнату продать. Потом отец бы типа умер... Господи, как же получилось, что её остановить удалось?
- Жертвой.
- Жертвой? Какой жертвой? - Бутылка из-под "бейлиса" прямо-таки лезла мне в глаза, но почему-то всё во мне протестовало против такого ответа.
- Да что же ты так мало себя и своих друзей ценишь? - огорчилась бабуся. - Они же тебе от всей души эту бутылочку преподнесли.
- Наверно потому что спать хочу, - попыталась я увернуться от обвинения в неблагодарности.
- Так ляжешь сейчас, - не отставала соседка. - Может мы потому и шумели, что по душам поговорить нам с тобой хотелось, а самим такой разговор начинать не с руки. Ты-то конечно, святая твоя душа, всем готова в этом материальном мире, ради близких своих пожертвовать. Но нельзя же никого больше не замечать?
- Если вы о бывшем...
- Хочешь, он больше к двери этой квартиры не подойдёт? Духи-то мы здесь бесплотные, но порезвиться можем о-го-го как.
- Не надо, - отмахнулась я, чувствуя нарастающее доверие и успокоение.
- Не надо так не надо, - легко согласилась соседка. - Ты его простила, а зла он тебе больше причинить не может. Будет мешать - прогонишь. Ты лучше скажи: как дальше жить собираешься? Сама понимаешь: без тебя нам в этой квартире не удержаться.
- А я причём? Живите, как живёте...
- Живём, живём, - закивала соседка. - Я вот пить бросила, комнату в порядок привожу и с родителями твоими к весне помириться хочу. Вместе гулять веселей. А ты-то? Совсем веру в людей теряешь. А ведь друзья-то твои...
- Хорошие друзья, - согласилась я.
- И только?
- Ну, знаете...
- Знаю, знаю, - засуетилась бабуся. - Знаю, как такую тайну, такой дар в себе носить. Ни одному человеку оно не по силам. Та тварь на это и рассчитывала. Так есть кто-то?
- Как сказать, - пробормотала я, чувствуя заливающую лицо краску.
- А ты не говори, просто пригласи человека в гости. Чего ты боишься? Ошибиться? Так ты же людей насквозь видишь, а мы, если что, поможем. Глядишь, какой-нибудь из грехов и закроем добрым делом. Нам это ох как надо...
Дар? Проклятий? Не знаю, как я очутилась на кухне. Сон куда-то ушёл. Экая беда! У меня ещё день и ночь впереди. Мы пили с соседкой чай и говорили, говорили, говорили. Ну да, один в поле не воин, но зачем же одному-то быть?
12.10.15./ 10.02.2016.