Я повернулся на очередное оскорбление:
- Кто вот сейчас это сказал? Ну подойди сюда, повтори мне в лицо?!
- Э, - Баб меня за рукав подергал, - не кипиши. Сема придэ, разберемося.
А меня уже несет, остановиться не могу.
- Я еще тут от кого услышу, что я брешу или типа того, - разоряюсь я на всю вселенную, - или что я валенок бородатый, или что мое запрудье зассали или что, я просто! Я просто!
А толпа шумит уже, оскорбления какие-то бубнят, угрозы, да все себе под нос, ни одного слова не разберу.
- Ступайте йисты, смажени пельмени! Разберемся, говОрю! - даже Бабу приходится голос повышать.
А тут сквозь толпу к нам Славич и Чулпан подходят, челюстями вперед - мол, если драться, так мы готовы. Встали мы рядом, толпа да и приутихла.
- Охолони, братко, - Славич меня обнимает да по плечу хлопает. - Пошли.
Вовремя ты пришел, брат, думаю. Еще немного, еще одно гнилое слово, клянусь – и в рукопашную, и гори-гори ясно. Пусть качевские тут положат, плевать.
Но хорошо, когда тебя есть кому остановить.
...
За два дня здесь мы успели надивиться Качевским бардаком. Хозяйство большое, даже такого диковинного зверя посмотрели, как генератор. Генератор жрал все, что горит, а в обмен давал по проводам электричество, которое освещало всю Качевскую высотку. Про парники всякие, мастерские, водонапорные башни уж и говорить не стоит.
А лифт в Качевской высотке все-таки рабы тягали, как и по всей Городе. И бардака в этом хозяйстве было больше, чем порядка. И хотя сначала впечатлился я, но потом кисло мне стало. Что толку в удобствах, если за ними кровь да гниль человеческая. Приятно на лифте ехать, быстро, силы экономишь, отдыхаешь. Пока не подумаешь, что за эту легкость да быстроту десять рабов внизу, в ссанье и духоте, горбатятся, лифтовый ворот крутят. Которые, может, не родились тупыми, а просто по несчастью попали - кто за долги, кто спьяну, кто за нечаянное дело.
Хорошее дело - парники с огурцами, с помидорами и клубникой. Да на этих парниках опять рабы. И самое лучшее идет Качу на стол и его бригадирам, Бабу, Винту и Балкану, и их прихлебалам с прилипалами, которых за умение приятно польстить к барскому столу приближают. А честные люди, которые больше норовят правду в глаза резануть, тут не в почете. А на них всю работу и риск перекладывают.
В общем, не понравилось мне в городе.
...
В столовой собралась, похоже, вся дружина – человек сто, наверное, я так много в одном месте никогда не видел.
Изрезанная клеенка на столе, журчание самогона, грубые мужские разговоры. Я как увидел луковицу, так и схватил – своя, привычная еда. Хлеб тоже ужасно вкусный был, горячий, только что из печки.
Все при оружии – хоть кто-то и говорил, что сдавать надо при входе, но видимо на словах так и осталось. Никакой дисциплины.
Ну тогда и мы свои пистоли вытащили из-за пояса и на стол положили – а то есть неудобно.
Почти все, кто за столом сидел, так и таращились друг на друга – кто краем глаза, кто откровенно. Бояться нечего, все почти свои – в одном деле, хоть и пока незнакомы друг с другом. Можно и глазеть, можно и вопросы задавать, неудобные в обычной жизни.
Ведь раньше сидели-сидели по своим углам да закраинам, по деревням и хуторам, виделись разве что на ярмарках, там не до разговоров – купи-продай, и домой пока цел. А тут Кач созвал всех, самое время познакомиться.
- Слышь, парень, а че это у тебя хреновина болтается?
- Это не хреновина. Это наш родовой знак.
- А…
Нам с Славичем и Добрыней, конечно, опять пришлось про свои луки и стрелы объяснять. Не все, оказывается, за прошедшие пару дней с ними успели познакомиться, в хорошем смысле.
Те же вопросы – те же ответы.
- А чего вы, ребята, без нормальных стволов? Патроны же делать, это просто.
- Так не на что капсюли брать.
- Как не на что? Вы че, ткань не прядете, железо не плавите? Да хоть картошку бы сажали.
Ох уж эти умники – чужую беду руками разводители.
- Мы на песчаной пустоши живем, картошки дай Бог самим хватило бы.
- Так пошли бы в другое место куда-нибудь? Сейчас же места свободного везде полно, людей мало.
- Не можем уйти. Дело одно держит.
- Какое?
- Кровная.
- Чего «кровная»?
- Месть.
В основном отваливали после такого объяснения. А на тупые вопросы можно внимания не обращать. Типа такого:
- А бороды чего не бреете? Еда, небось, застревает. Православные, что ли?
- Че, говорят, вас Лярва успел перед смертью проклясть? – вдруг спрашивает кто-то, и наступает тишина.