Убрал я Гром за спину, заховал колчан с луком под диван, достал из ножен свой Яташ и сосредоточился, пытаясь понять по обрывочным звукам, кто где.
Мне один раз уже пришлось паука угомонить. Залез к нам на пустошь, хозяйничать начал. Пошли мы ее прочесывать, и мне, значит, выпала честь – нарвался я на него. В штаны чуть не наклал, конечно, но зарубил демона саблей, Яташем то есть.
Ну, второго бешеного паука на свой счет нарисовать – тоже неплохо. Люди, конечно, умнее и опасней, но гордиться их убийствами как-то некрасиво. Мне на своем веку трех человек привелось отослать к прадедушке. И то – одного по недоразумению, просто не поняли друг друга. Второй был сумасшедший. О третьем жалею до сих пор, дурное дело было, молодое. Люди в наше время просто так на рожон не кидаются. Отец с дедом рассказывали, во время Писеца людей просто пачками на тот свет отправляли - сейчас не так.
Качевы лоботрясы наверняка столпились вокруг лестницы. Стоят небось, прижавшись и ощетинившись стволами, надеются, что паук тупо прыгнет на них и тогда можно будет его прикончить. Опасные бараны.
К ним лучше не соваться – сначала начнут палить, потом смотреть – да и не особенно-то нужно.
Паук тоже это знает. Он сейчас в другом месте. Я прямо вижу - взбодрился кровью, замер где-то на периметре, или в проходе – ждет следующую жертву. Их наверное потому пауками и прозвали – когда сидит в засаде, ну точно паук. И кидается как паук, одним прыжком и сразу в горло. Ну а ты не зевай, значит.
Саня и Добрыня должны быть в своей комнате, в гостевой. Рядом с ними женская половина, там бабы и дети. У входа комната с бойцами, человек пять, это я выяснил вчера. Надеюсь, у них хватило ума остаться на своих местах и не побежать смотреть, что приключилось с их товарищем на лестнице.
Остаются еще окна. Может быть, качевцы следят за ними. А может, надеются на железные засовы. Вчера нам объясняли что-то про мероприятия в связи с нападениями Туза, но я плохо запомнил.
Смешно, вдруг сейчас еще Туз пожалует? Тогда разгромят качевцев вообще. Раз уж они паука боятся.
Чур меня, чур – я перекрестился и отогнал плохие мысли.
Вдруг мне вспомнилось, как паук петлял от меня по пустоши, запутывал, и меня осенило. Пауки не любят, чтобы их окружали. Не сунутся они туда, где куча людей, одному пауку против трех-четырех людей никак не справиться. А потому кровавые следы внутрь – для отвода глаз. Хитер, ворюга.
Паук не в здании. Он снаружи. Хочет, наверное, по быстрому в окно, нарубить дел и опять на стену, и так до измора.
Окна детской.
Неразговорчивый мальчик с голубыми глазами.
На пару мгновений у меня в душе одни чувства нашли на другие. Это не мои дети. Не наши. Но это дети. Если их прохлопают, не моя вина. Меня никто не обвинит, точнее.
Кроме меня самого.
Я оттолкнулся от стены и пустился бегом.
Хорошо бы не налететь на охрану. Но и предупреждать их – значит предупреждать паука.
Я старался бежать как можно быстрее и тише, но не стучать дверями не получалось.
Кто-то испуганно вскрикнул уже позади.
Слева дверь – за ней должны быть Саня и Добрыня, но некогда.
Вот она.
Я тормознул перед дверью и легонько тронул ее пальцем – не заперта. Охрана спит? Ворвался вихрем, влетел в следующие двери, утонув в кислом запахе женщин, детей, белья, пеленок –
- как раз вовремя –
- мерзкий силуэт за окном попал на мгновение в луч фонаря и тут же скрылся за краем.
Ух! Здоровый, кажется!
Не оборачиваясь, я встретил топавших за мной охранников страшной шипящей бранью, стараясь не пугать особо детей, но смысл донести до адресатов.
К чести парней, не стали они обижаться и выстроились у окон. И то молодцы.
Я выдохнул спокойнее. Паук просто хотел ворваться в женскую и перебить столько, сколько успеет – и под истошный визг баб улизнуть от охранников в последнее мгновение.