Еще ребенок вроде пропал, хотя прямых доказательств тоже не имелось. В общем, несолидно все это было.
У нас на Пустоши принцип другой - не угрожай тому, кто тебе не угрожает. Неприятные звери - пауки, да. Но добыча у них - не люди, а мелкая живность всякая, крысы, птицы, зайцы всякие, на людей им нападать незачем. Ведь и моя бодяга с пауком на пустоши началась после того, как дядя Леша дитят его напугал. Пауки сами по себе умные твари, даром, что наши родственники. Их не трогай, и они тебя не тронут. А обиженный паук будет мстить, и странно, что качовым увальням это не было известно.
Так что, несмотря на заступничество, за которое отдельное спасибо, а все-таки уважения к Качу вся эта история в моих глазах не прибавила, более того, начал я сильно сомневаться, что мероприятие с таким незадумчивым вожаком во главе может увенчаться успехом.
О чем я и поделился с братьями.
- Да ладно, - подмигнул Славич да по плечу шлепнул. - Хорош стесняться, старшой. Наоборот, смотри как здорово. Только пришли, уже ты орёл. И мы с тобой тоже. Смотри - Лярву поймали, паука убили. Женишься скоро.
Хотел я уяснить ему, да по глазам вижу - бесполезно.
Тяжело старшим братом быть.
...
Пока мы с парнями, успокоившись, цедили самогон, подсел ко мне странный человечек по кличке Линкс – одна половина его башки была совсем лысая, другая покрытая жирными и мерзкими, как черви, сосульками волос, в общем, красавцем его не назвала бы самая нетребовательная дама. Ухмыляясь так, что мне немедленно захотелось заехать ему локтем в рожу, он начал вещать нам о Тузе.
Об этом создании мы и сами уже слышали довольно много, да и всякий о нем знал, кто хоть раз слышал слово «Криволучье». Потому что без Туза это слово в последнее время почти не употреблялось. Как сказал Макар Дед, говоришь «Криволучье», подразумеваешь «Туз», и наоборот.
Туза мало кто видел, по той причине, что видевшим его очень редко удавалось унести ноги. Выживали те, кто стоял дальше всех и немедленно начинал драпать, поэтому рассказы их о Тузе носили противоречивый и неконкретный характер. Где-то что-то большое и мохнатое пробежало, три трупа, «и тут я, короче, понял что хана, и ушел».
В Криволучье и его окрестностях было много интересного, даром что в последние дни тут погибло много навороченного народу. Да еще склады всякие, магазины, которые из-за Туза так и стояли недоразграбленными. Все это изобилие привлекало сталкеров, и пока Туз спал, или чем он там занимался, они тащили с Криволучья массу интересного материала. Но потом он просыпался, и парни выясняли, что взяли билет в один конец. Потом он вовсе перестал спать, и после пары десятков бесславных попыток, закончившихся все как одна геройской или не очень смертью, Криволучье оставили в покое.
А какие ребята погибли! Валет, Чернявый, Димон Барабан, Леха Самострел. Это только те, которых я видел мельком. Красавцы, орлы, витязи. Что говорить, Туза боялись и ненавидели, и мечтали, когда же его кто-нибудь угомонит. И каждый крутой, конечно, мечтал, что этим угомонителем будет он, любимый.
- Туз – это не животное, - поведал нам Линкс с ласковой ухмылкой, как будто Туз был его закадычным другом или покровителем. – Это существо высшее. Выше, чем жизнь. Поэтому его убить нельзя. Нельзя отнять жизнь у того, у кого ее нет.
Равнодушно покосившись на психа, я кивнул Добрыне – наливай еще. Налив стопку, брат вопросительно посмотрел на меня, кивнув глазами в сторону Линкса, но я так оскалил зубы, что Добрыня аж плечи поджал и закивал головой.
Проводив пустыми глазами стопку, Линкс продолжал.
- Туз, это организм нового порядка. Новое время, новая эпоха. Новая жизнь.
- Что такое "организм", знаешь? – перебил Добрыня, не большой любитель научных бесед. - Это от слова "орган". А знаешь, какой орган? Вот туда и иди.
Но Линкс продолжал, не обращая на него внимания.
- С Тузом дружить надо, а не воевать, - еще более загадочно сказал он и вдруг впился глазами в мой порез, который еле-еле к вечеру перестал кровоточить, хотя все еще сочился, видимо благодаря количеству выпитого самогона. – А это что у вас такое? Какая прелесть…
Этого мы уже выдержать не могли – Добрыня взрыкнул, я чуть не сблевнул, и мы не очень вежливо попросили его найти себе иных собеседников. И долго еще обменивались недоумением друг с другом – какого черта Кач держит у себя эту сумасшедшую обезьяну, и какого черта эта обезьяна еще не подвернула себе ногу на опасных развалинах Городы, ведь всем известно, что город не любит идиотов.