Впрочем, идиот идиоту рознь. Один шнурки не может завязать – такие гибнут в юности, едва выйдя из под родительского надсмотра. Другие, может, и с кашей в голове, но бегают резво, хорошо прячутся и промышляют с ловкостью, хотя в общении – идиот идиотом, да еще неприятный, как этот Линкс. Хотя я уже тогда был уверен, что Линкс выживает за счет чего угодно, только не своей ловкости и умения. На его дебильной роже было нацарапано гвоздем, что он ловкостью не отличается.
Под занавес вечера из больничных покоев в столовую выполз пресловутый Ковбой – весь в бинтах, морда синяя, под глазами черные круги. Пришел он, сел на табурет и ну давай водку гасить не закусывая.
- Жажду, - говорит, - четыре дня на постели валялся. Кровищи потерял немерено.
Те, кто был еще как-то трезв, собрались вокруг него мудрости набраться, как Балкан велел. Да только Ковбой не особо охоч был разглагольствовать – только наливал да пил, для приличия выжидая пару минут между рюмками.
- А че крови потерял, ты ж в бинтах? – спросил таки один.
- А ей посрать на бинты эти, - хрипло отмолвил Ковбой. – Течет себе и течет. Вампирские прикольчики. Антикоагулянты. Активатор плазминогена.
Хотел я Ковбоя про мутантов расспросить, но он отмахнулся и придвинул к себе тарелку с печенью, что ему по спецзаказу с кухни принесли. Печень почти сырая была, только для виду чуть обжаренная. Поглядел на нее Ковбой, морщась, вздохнул и жрать начал.
- Скорость мутации, - говорит, жуя, - фантастическая. Перекрестные линии. Новые комбинации на ходу возникают. Например, крыс носит псевдотрипаносому, его заражает ушлеп, крыс с ушлепом и псевдой заражает вампира, в результате у ушлепа три варианта рекомбинации, вампир берет кровь у жертвы и уходит, жертва с тремя вариантами продолжает жить и размножаться, и у нее рождаются мутанты.
- Мутанты? – переспросил некий дотошный парень, услышав наконец хоть одно понятное слово.
- Много биомассы, - Ковбой не слышал никого, говорил сам с собой. - Место продуцент в ряде случаев занимают консументы второго порядка, падальщики. Парадоксальный биоценоз. Где мой научрук? Эх, Владимир Иваныч…
- Так что, - покашлял самый настырный из слушателей, - Балкан говорит, мочить их надо?
Ковбой оглянулся на него с изумлением.
- Мочить?! – и прыснул со смеху, обрызгав народ ошметками печенки изо рта. – Ну, мочите… дело хорошее. Все равно что мешать опаринский бульон лопатой. Может что-то другое вырастет. Ядерную бомбу сюда надо. Остальное бесполезно. Ну мочите, хуле… мочители…
После нескольких кусков печенки Ковбой сник и уснул мордой на столе, и слушателям пришлось оставить его в покое. Пока что сказанное им не добавляло оптимизма, а скорее подтверждало мысли Деда Макара.
Ну что ж, зато я смог уточнить свою «интенцию», как папаня говорил. Программу то бишь. Дойдем до куда-нибудь с Качем, а там будем смотреть, или продолжать, или возвращаться.
Уже сильно навеселе разбредаясь по высотке, в поисках Сони, или хотя бы какой другой согласной девки, я наткнулся на парня, курившего на лестнице с книгой Дюма в руках – на вопрос, что читаешь, он повернул ее ко мне обложкой, и я увидел знакомую до боли картинку в прямоугольнике и под ней подпись – «Три мушкетера».
Звали его тоже забавно - Нехай.
Поговорили мы с ним душевно, о том о сем, и тут же задружились – он угостил меня спиртягой, от которой мой размякший разум чуть не упорхнул от меня окончательно, а я ему табачку отсыпал, родного, запрудненского доморощенного.
Я ему в сотый за сегодня раз пересказал свою историю с пауком – никак она не шла из моей головы, потому что перетрухнул так первый раз за много лет. А он мне на свою печаль пожаловался. Сам он оказался тоже не местный, как и мы, пришел к Качу ради своей общины – голод у них был, и нужны были семена и прочее, а купить было не на что.
- Тут все такие, у каждого своя проблема, но собрались вместе, мочить общего врага. Вроде как на куликовское поле собираемся, - загадочно сказал Нехай. – Может, объединимся потом, государство создадим, бардака меньше станет.
Софию Александровну я все-таки нашел, но она видимо обиделась, что я пьяный, и скорчила себя такой злыдней-недотрогой, что и обрадовала, и огорчила меня одновременно. Обрадовала тем, что значит ко всем она такая, и значит - не подстилка местная. А огорчила - ну, как я трезвый-то к ней подбираться буду, если мне и пьяному еле духа хватает? Неизвестно.