Снова свист, глухой удар и матерный вопль.
- Оттуда!!!! – один из ополченцев вскинул руку, показывая в сторону и вверх. – С той крыши!
- Братва, он человечьи головы кидает! Атас!
- Всем рассредоточиться! – послышался рык Кача со стороны первого отряда. – Укройся! Целься!
Укройся, целься – легко сказать. Все заметались, выискивая неровности. Кому-то повезло, стоял недалеко от деревца, другой засел в кусты. Некоторые забились под стену того самого дома, на крыше которого предположительно сидел Туз – там сохранились крыши подъездов и балконы – правда, оттуда они ничего не видели и не могли стрелять.
- Да чего укрываться-то, - со смехом сказал один мужик, остался посреди улицы стоять гордо, и на крышу нацелил стволом. – Граната, что ли? Не увернешься?
- Тебе головой… - начал кто-то.
- Летит! – крикнул другой.
Гордец оглянулся, и тут ему сверху со свистом прилетело круглое, точно в башку, с таким треском, как орех лопается, и тот аж отлетел в сторону.
- Твою мать…
Головы вдруг западали с неба дождем, как будто их кидало одновременно человек пять. Падали на землю темными кругляшами, подскакивали на твердом асфальте и катились, или мягко падали в траву или кусты.
У одной из голов были длинные светлые волосы, она летела чуть медленнее, развевая ими как флагом, и наконец зацепилась ими за дерево, под которым сидел один из наших, и обмоталась вокруг него.
- Женщина кажется, - флегматично заметил Чулпан. – Интересно, откуда тут взялась.
Дождь голов иссяк, мужики осмелели и вышли из укрытий. Пауза затягивалась.
- Ну шо? – спросил Баб у Кача.
Все оглянулись на вожака. Тот стоял с каменным лицом и смотрел на женскую голову с длинными светлыми волосами, потом подошел ближе, всмотрелся. Наклонил дерево, взял голову за волосы и оторвал от ветки.
Я как посмотрел на него, так картинку из книжки одной вспомнил, «бедный Ёрик» называется.
Долго Кач глядел в лицо покойницы – минуту, наверное. Потом опустил ее голову и так же долго смотрел туда, откуда она прилетела.
И вдруг заорал Кач – не отрывая от крыши глаз – страшно заорал, как зверь. Словно угрожал Тузу, засевшему на крыше.
Смолк Кач, и эхо стихло. И тут в ответ с крыши рев раздался – у меня поджилки дрогнули.
Утробный рев, низкий, сравнить не с чем. Никто из зверей так не рычит. Вроде того, как дверь скрежещет старая, только представь ту дверь высотой в дом многоэтажный.
- Вот и поговорили, - флегматично заметил Нехай.
Подошли товарищи к мужику, которого Туз мертвой головой по башке угостил – а он уже и не дышит.
- Минус один, - сказал товарищ покойного, и они принялись собирать с него хабар.
Кач долго думал и наконец разродился очередными указами.
- Пойдем на крыши, - хрипло скомандовал он и махнул рукой. – Винт, ты со своими на ту, мы на эту, Балкан жди внизу.
- Иду, - ответил Винт и ушел, а мы двинулись за Качом.
Дошли до подъезда, Кач включил фонарь и шагнул в темноту, я удивился еще, как он не боится паука или мурзы, потом вспомнил, что тут не живут эти твари, а место для них самое любимое – подъезд, потому что кто со свету в него входит, первые пару мгновений не видит ничего, пока глаза к темноте не привыкнут.
А Кач это давно уже понял. Ну и поднимался он по лестнице, как к себе домой, а мы за ним.
- Че, на самый девятый этаж пешком пердехать? – тоскливо спросил кто-то догадливый.
- А ты лифта подожди, - посоветовал кто-то заботливым голосом, и мужики загыгыкали.
Так что путь лежал у нас неблизкий – девять этажей, по два пролета на каждый, такая история. Стены чем только не исписаны, словно тут Нестор-летописец старался, но надписей почти не разобрать, кроме как какое-нибудь «Владик, 4 мая 2018», потому что – вот мрак! – по этим надписям многоножки бегают, сплошным ковром, ну просто тьма, шуршат туда-сюда, что они тут только делают, непонятно! Здоровые, некоторые в локоть длиной, белые. А лестница старая, перила шатаются. Первый раз такие ушатанные перила вижу – словно специально их так раздолбали, непонятно зачем.
Стремно, в общем, чума.
Стали выше подниматься – из окон свет тусклый, гляжу, а ступеньки оказывается не черные, а мокрые, и чем дальше вверх, тем более слизкие какие-то, ноги ездить начинают. А внизу на стенах полоска красная – приглядишься, а она шевелится, вся из красных малюсеньких червячков таких, как глисты. Червячки эти копошатся, вроде как слизь поджирают, которая от ступенек вверх по стене поднимается. А многоножки нет-нет да подбегают к червячкам, усиками попробуют, какой пожирнее, да и сшамают его, и дальше бегут. Между червяками мокрицы черные ползают, тоже свое ищут.