- Типа самые умные, - проворчал Винт, но связываться не стал.
Пример этих двоих действовал на остальных разлагающе – словно на крайне интересное зрелище, все то и дело посматривали на них. Я так вообще не отрывался, кишки свело.
Ну и наконец один из них вдруг сдернулся вниз и исчез, как корова языком слизала. Второй замер неподвижно – ни звука, ни движения.
Я сглотнул от страха и тоже замер.
- Эй! – нерешительно позвал кто-то сбоку. – Чего он, упал?!
Второй вдруг подхватился и повернулся, его лицо было искажено, глаза выпучены, хотел прыгнуть, но что-то схватило его за ногу, и он также исчез внизу, успев лишь беспомощно цапнуть рукой по краю крыши.
Справа и слева от меня мужики заругались матом и побежали туда, но остановились, не доходя пары метров до края, ругались, вытягивали шеи, пытаясь заглянуть дальше, но боялись.
Я остался на месте. Мне было страшно.
Вдруг снизу послышались выстрелы и такой же мат-перемат.
И тут из-за края крыши выскочила такая махина, что в страшном сне не увидишь. Помесь слона и паука. Один мужик начал стрелять, другие ломанулись бежать к люку. Я и сам дернул, по дороге наткнулся на мужика – стоит, глаза выпучил. Я его в люк затолкал, там уже пробка из людей образовалась, народ друг другу на голову посыпался, на руки друг другу наступали, орали как резаные.
- Стоять! – орет Винт уже внизу. Вспоминаешь, смешно даже делается. Командир, мля, первый сиганул вниз и оттуда орет всем «стоять!».
В общем люк за мной захлопнулся, темно стало. Сидим на площадке, слушаем – орет кто-то благим матом, словно его по частям разнимают. Смотрим друг на друга, и у всех в глазах одна мысль - чего же это мы так обосрались. А больше всех Винт, видать, корит себя.
- Ладно, - встал он и говорит, а крики наверху не прекращаются. – Я п-полезу, а вы, если что, держите меня за ноги. Чтобы не утащило.
Стал он подниматься по лестнице, высунулся до пояса и стал стрелять одиночными вперемешку с таким укоризненным матом, словно журил противника за неподатливость, а я с другим мужиком стою, его за ноги держим, сами молимся. Кончил Винт стрелять, всё остановилось. Отряхнул он наши руки и поднялся на крышу.
- Все… ушел.
За ним и мы вылезли. Что сказать, не знаю – но явно чего-то не то тут Туз делал с мужиком. Разнял чего зачем-то по кусочкам, словно искал в нем чего-то. От этой картины и у видавших виды замутило в животе – был человек, а теперь разложен аккуратно по частям – вот голова, вот руки, вот ноги, а между ними все внутренности, по порядку.
- Как в учебнике анатомии, - высказался какой-то умник и сплюнул. – Только сердца нет.
- Зачем ему сердце?
- Иди спроси.
- Ты стрелял его? – спросили Винта. – И чего?
- Н-ничего, - ответил Винт, вроде спокойный, а лицо белое. – Видел, что п-попадаю. Ему х-хоть бы хрен. Д-дай сигарету.
Стояли мы, слушали, смотрели вокруг – вроде тихо, только кровь в ушах стучит. Вылезли и стали бродить осторожно, изучать место происшествия, и нашли кроме тех следов, что оставил Туз, возякая разнимаемого человека взад-вперед, еще другие – слизь и еще что-то, кровь не кровь, дерьмо не дерьмо, а нечто среднее.
- Смотри. Это вот я в него попал, - заключил Винт. – Вроде как здесь он был. А это что?
Ковырнул он носком берца из этой дерьмокрови какой-то комочек, катнул нам – ба, так это пуля.
- Ептыть, - не выдержал один, - так это пуля же.
- Пуля, - хмуро сказал Винт.
- Так она сморщенная вся. В мясо так не морщится.
- Так я о чем, - опять он.
- А че она из него-то вышла?
Выходило так, что пули Туз получил, да принимать не стал и обратно выжал из себя, от того и были вместе с пулями эти красно-коричневые комочки.
- Ну хоть попал, - неловко кто-то утешил Винта, да он даже не обернулся.
Стали мы спускаться, а у меня в голове одна мысль крутится – как же его убить-то, Туза, если он прямой наводки не боится.
Прямое попадание ему неприятно, конечно. От того со стены на крышу перепрыгнул, когда его Качевские обстреливать начали. И не сразу, но ушел, когда в него Винт стрелял.