Чулпан хотел ответить, но смолк, потому что девушка в черном шла мимо нашего столика.
- Это он мне из термоса налил, - сказала она вдруг мне как-то насмешливо.
И пошла дальше. Идет, как танцует.
Славич опять меня под столом пихает:
- Свят, ты ей понравился, точно!
- Да пошел ты…
- Что такое термос? - Добрыне про еду интереснее.
Поужинав, пошли к выходу, да полаялись опять с дежурным. Стоит бухой, и языком цепляется.
- Откуда вы, ребята?
Пахло от него перегаром, и автомат он держал кое-как, того и гляди уронит. Никакой дисциплины.
- Из Запрудья.
А он услышал, и гадко так улыбается, ну точно ерунду какую-то сейчас сморозит.
– Кто ж его запрудил, ваше запрудье?
Хотел я Добрыню удержать, да между нами Славич шел.
- А в лоб? – схватил его Добрыня за горло и прижал так, даром автомат у забияки висел, улыбка у него слетела.
- Добрыня, отпусти.
- Это, гостевые – там, - прохрипел дежурный. – За лифтом.
...
В комнатах стоял спертый воздух. Открыть окно не удалось – ставни заколочены наглухо и стянуты для верности болтами.
- Когда я на кого-нибудь хочу наехать, ты мне не даешь, - недовольно пробурчал Добрыня, пробуя на прочность кровать.
- Я старший. Когда мы вместе, только я могу наезжать, а вы должны молчать. Если не наезжаю - значит, так надо.
Фыркнул братец да промолчал. Легли мы.
Ночь прошла муторно. Я часто просыпался, дышать нечем в городе, словно воздух кончился. Под утро стало прохладнее, забылся сном, да начали будить голоса вокруг.
Колечко
Дежурный был другой.
- Так, вы, подойдите сюда… Вы из Запрудья? Вам наряд.
- Чего?
- Какой наряд?
- Наряд! Смотри портрет на картинке. Видишь? Его зовут Лярва. Вас сейчас отведет караульный, будете дежурить. Если увидите, брать живьем. Если побежит – стреляй. Поймаете – рожок патронов Кач даст. Вы двое на крышу, вы двое – в подвал.
Отправили караулить – я с Добрыней пошел на крышу, Славич с Чулпаном в подвал.
- А что у меня есть… - сказал Добрыня заговорщицки, показал краешек какого-то блеснувшего стекла и подмигнул мне. – Водка. Чекушечка.
- Где взял? – удивился я.
- На шкафу нашарил.
- Так чужая небось.
- Никто не заявил своих прав.
Добрыня иногда умеет интересно выражаться. Нахватался из книг, пока библиотека не сгорела.
...
Высотки слепо таращатся на солнце провалами окон. На крышах целые леса с подлесками – березы и осины, сосны и елки, а между ними бананы, пальмы, кусты всякие. На такой высоте деревья вырастают маленькие и кривые, чтобы удержаться на крыше под напорами ураганов. Кусты усыпаны цветами, над ними вьется мошкара и порхают птицы. Куда ни посмотри, вправо, влево – одна и та же картина.
Город, заросший снизу доверху.
Наверху все цветет и зеленеет, кое-где окна заросли фиалками, кактусами, драценами всякими, как будто там взорвалось чего-то. А вниз посмотришь – темные сырые заросли, лишайники, пышные мхи да папоротники в рост человека. Кажется, сделаешь там пару шагов – и пропадешь. Без звука. А если вдаль посмотришь, то между башнями высоток, лохматых от вьюнов и лиан, увидишь реку, блестящую на солнце расплавленным свинцом.
Красиво в городе!
Мелькнула быстрая тень – вроде птица, но без перьев, сиганула по длинной ломаной кривой, блеснула черной кожей, и со всего маху влетела в проем окна. И тихо.
Икар. Мутант от летучей мыши. Летит с бешеной скоростью, заранее видит куда, и никогда не ошибается. Как же он там тормозит, интересно? Неужто с лету садится куда-нибудь? Или об стенку – шмяк? Нет, у него четко. Все, кто видел, говорят – садится ровно, как влитой. Аж мороз по коже.
Листва вокруг шумит и двигается в такт порывам ветра, и глаз цепляет вдалеке мельтешение, выбивающееся из общего ряда – это на крыше соседнего дома варан поймал змею и мотает из стороны в сторону, проглотить пытается. Голову уже заглотил. А она не сдается – узлом завязалась и в пасть ему не лезет. Мерзко, с одной стороны. С другой, поучительно. Конечно, задохнется в конце концов, не зря вараны их с головы и стараются ухватить. Но пока жив – борись. Может, кто-нибудь спугнет варана, и он ее отпустит.