Ну где уже этот Лярва? Хуже нет – ждать и догонять. Нет, ждать хуже всего.
Негромкий голос:
- Эй! Запрудные! Как тебя – Свят?
Оглядываюсь: на крышу вылез парень из охраны Кача. Щурится на солнце, нас разглядывает.
- Ну че? Все чисто?
- Чисто, - отвечаю и злюсь.
Парень кивнул и ушел.
«Все чисто?» Дурацкий вопрос. В каком смысле-то чисто? В смысле штаны-портянки постираны, не харкнул ли я где или что?
Отец просто рвал и метал в таких случаях.
- Говори точно!!! Не заставляй меня гадать!!!
Кричал с пеной у рта, сатанея от ярости и заставляя нас цепенеть от ужаса. Легко вообще злился старик, потому и умер рано, попавшись медведке на Красной пустоши.
Лярвой вообще зовут червя, в зверях поселяется, может и в человека попасть – желтый такой, как студень, с палец. Врачи говорят, попадает с сырой водой, сначала в желудке живет и человек нормально есть не может, а как аппетит лучше становится – значит скоро конец, потому что лярва ушел из желудка вверх, в мозг. Кто Лярве-человеку такую кличку присвоил, Бог весть.
Теперь уже плевать. Лярва-человек вне закона, и за его голову Кач рожок патронов даст. Нам они, правда, ни к чему, из всех четверых только у меня карабин-двустволка, у остальных пистоли. Ничего, обменяем на что-нибудь. Так что давай, Лярва, ползи сюда. Пусть я слегка пьян, но в упор не промахнусь. Чтобы залезть сюда, надо перевалить с лестницы через край на крышу. А до края метра три.
А брательник-то сел в тенек и тоже караулит.
- Ты на что свои патроны поменяешь? - спрашивает.
- Не знаю.
- А я на баб.
- Думаешь, их тут за патроны снять можно?
- А чего думать… я не думаю. Я знаю.
Девчонки у них свободнее, чем у нас, хотя, казалось бы – город, культура. А может именно поэтому. Страшно, убивают почти каждый день – успеть бы взять от жизни хоть что-нибудь. Ладно, если красивая и работящая, такой быстро хороший муж попадется, а если Бог не дал ни красоты, ни ума, ни бодрых рук? Хотя бы просто жить с мужиком, без обещаний. А как с нами жить – мы же свиньи. Пару недель пожил, надоела, ушел к другой, от нее к третьей – предложение в десять раз больше, чем спрос, потому как мужики мрут, как мухи. Обрюхатил, оставил общине и ищешь новую. Редко-редко когда любовь случается настоящая. И то не всех удерживает от того, чтобы других баб заводить. Одну жалко, другая по пьяни сама в постель залезет, потом привяжется, или ты привяжешься.
Так и живем. Я по юности думал, одни мы такие уроды, запрудненские. Потом посмотрел, как у других заведено – да везде так же. И еще хуже. И понял тогда – не мы такие, жизнь такая.
- На что ж ты патроны свои тратить будешь? - не отстает брательник.
- Да найду на что, хоть на книжки.
- Фу ты... делать тебе нечего. От многих книжек многая печаль.
- От многих баб еще больше, такая печаль может сотвориться, что будешь весь в волдырях, - смеюсь уже. - Да и мало у нас на каждого патронов придется, особо не на что тратить.
- Ну смотри. В рожке тридцать патронов. Нас четверо, - сказал брательник и призадумался.
А меня потихоньку смех одолевать начал, от мысли, как Добрыня тридцать на четыре делить будет.
- Ну, - говорит задумчиво, - Чулпан, вроде как не совсем при деле… а на три тридцать легко поделить.
Тут меня корчить начало от смеха - вот какой мой брат математик-то, палец в рот не клади. В голос вроде как нельзя, вдруг Лярву спугнем, но и сдерживаться мочи нет. А он смотрит вдаль и не замечает, что меня со смеху рвет.
- По десять патронов на рыло - и к бабам. Пошли, а? А то мне одному стремновато.