— Ты будешь искать, а я — платить? — взъерепенилась черная: — Имей в виду, больше десяти долларов ты с меня не получишь!
— О'кей! — сказал я. — Десять так десять.
Она унялась — захныкал ребенок. Раздался шлепок. Мальчонка заревел вовсю.
— Зачем вы его бьете? — не выдержал я. — Разве он виноват, что ему давно пора спать?
— Вы такое слыхали?! — заорала черная, словно в машине кроме нас были еще люди. — Этот дурак будет учить меня, как мне обращаться с моим сыном…
Мы находились на южной границе Манхеттена. Впереди аркадой тусклых фонарей вздыбился уходящий в Бруклин мост. Я подъехал к бровке:
— Дальше вы будете добираться без меня…
— Ты не имеешь права выбрасывать жекщину с ребенком в час ночи посреди улицы, — с угрозой сказала черная.
Но я и не собирался так поступать.
— Я остановлю для вас другой кэб — сказал я.
— На счетчике 3.85, — напомнила она, намекая, что не даст мне ни цента.
— Хорошо. Все деньги вы заплатите тому дураку, который вас повезет.
Стоило мне выйти из машины и поднять руку, как вплотную к моему чекеру подкатил кэб с включенным сигналом «НЕ РАБОТАЮ».
— В Бруклин! — указал я на мост.
Но таксист, по-моему, русский, на меня даже не глянул: он напряженно всматривался сквозь пыльное стекло: к т о сидит в чекере. Всмотрелся и — двинул на мост…
Следующий кэбби поступил точно так же: остановился, всмотрелся, уехал. Третий, негр, вступил в переговоры:
— Куда она едет?
— В Бруклин.
— Бруклин большой…
— На счетчике 3.85, — сказал я. — Все деньги она заплатит тебе…
Заманчивое обещание подействовало. Однако черный кэбби открыл заднюю дверцу моего чекера, переспросил у пассажирки адрес и — направился к своей машине.
— Учти, — крикнул я, — в городе работы нет!
Таксист обернулся.
— Я знаю, — сказал он. — Но я на Хайленд-бульвар не поеду…
— Скажи хоть, как туда добираться?
— Езжай по Атлантик-авеню, миль пять. Это где-то там…
5.
Мост показался мне бесконечным, как нынешний вечер. На Атлантик-авеню за мостом я почему-то не попал, а очутился на Фултон-стрит. Потом — на какой-то Марси-авеню. Кругом не было ни души, но я знал, что мы находимся в черном гетто: слишком уж часто попадались вывески контор, которые в других местах редки — «Размен чеков»*…
— Бродвей! — обрадовалась моя пассажирка. — Поворачивай!
Посмотрели бы вы на этот, бруклинский, Бродвей! Вместо неба над ним — грохочущая надземка. Мостовая изрыта такими колдобинами, что, если колесо попадет в одну из них, то там и останется… Кварталы трущоб с заколоченными окнами перемежаются кварталами сгоревших домов. Арендная плата в гетто настолько низкая, что домовладельцам выгоднее поджигать свои дома и получать страховку, чем сдавать квартиры внаем.
— Где-то здесь проходит Бушвик-авеню, — сказала женщина. — Нам нужно туда. Кажется, это справа…
Я послушался, и мы опять потеряли дорогу. А на счетчике было уже тринадцать с лишним долларов.
Внезапно окрестность ожила. На пустыре, окруженном развалинами, горели костры, резвились дети, гремела музыка. У костров громко разговаривали и смеялись черные оборванцы: то (* Люди, живущие на пособие, обычно не имеют счета в банке. Ежемесячные свои чеки, присылаемые «дядей Сэмом», они разменивают в конторах современных «менял».) ли бездомные, то ли обитатели окрестных трущоб. А над всем этим адом царила вырвавшаяся из туч луна, заливавшая и руины, и пустырь, и лица призрачным, потусторонним светом…