— Такси, за рулем которого я находился, остановила женщина с ребенком в коляске. Я вышел из кэба, чтобы погрузить в него детскую коляску…
У кого поднимется рука наказать такого обходительного кэбби? Не поверить же моему искреннему тону было невозможно, и я видел: арбитр верит моим словам!
— Все? — спросил арбитр.
— Остановка заняла меньше минуты, — не удержался я добавить заключительный штрих и поправил безукоризненно повязанный галстук.
— Я признаю вас виновным, — сказал арбитр.
— Ка-ак?! — взвился я. (* Юридическая формулировка: «Дело закрыто»! (** В штате Нью-Йорк полицейских вызывают на слушания по поводу нарушения правил движения, но не вызывают при разбирательстве о нарушении правил паркования автомобилей.)
— Мое решение основано на том, что вы сейчас рассказали, — охотно пояснил арбитр. — Вы ведь не только остановились возле знака «Остановка запрещена», но еще и вышли из кэба. Штраф — двадцать пять долларов. Следующий!..
2.
У центрального подъезда «Мэдисона» собралось не меньше десяти кэбов; здесь мне нечего было делать. Но среди томившихся в очереди таксистов я заметил Шмуэля.
Легендарный этот таксист-"аэропортщик" никогда не прогонял постояльцев «Мэдисона» от своей «тачки». Побеседовав со Шмуэлем, клиенты сами удирали на угол.
— Разве вы не знаете порядка? — корит Шмуэль торопыгу, нацелившегося на его кэб. — Обратитесь к швейцару, дайте ему доллар, он посадит вас в такси…
И торопыга семенит на угол: он не хочет платить доллар! Он лучше сам поймает такси… А иной гость, поворчав: «Грабеж среди бела дня!» — и впрямь сунет швейцару зеленую бумажку. Швейцары души не чаяли в Шмуэле.
Поговорить с авторитетным кэбби мне было необходимо: день слушания в уголовном суде приближался, а после того, как я самым дурацким образом прошляпил «Запрещенную остановку», уверенности в своих юридических талантах у меня поубавилось.
— Ты можешь посоветовать, что мне делать? — спросил я Шмуэля, приглашая его в сторонку, чтобы нашему разговору не помешали трепачи-кэбби. Но куда от них денешься; каждый норовил вставить слово.
— Поздно ты надумал советоваться, — сказал Скульптор.
— Врать в суде нужно было умно, а ты соврал глупо, — поднял назидательный палец Начальник.
— Вас не спрашивают! — злился я, показывая Шмуэлю повестку. — Ты понимаешь, за что, собственно, меня тащат в суд?
Через плечо заглянул Длинный Марик.
— Бублик, ты еще не расквитался с тем чемоданом? Шмуэль, у него, между прочим, нет гражданства. Этот чемодан может ему дорого стоить…
— При чем тут «гражданство»?! — бесился я. — Какой «чемодан»? Ну что ты мелешь?
Шмуэль возвратил мне повестку и сказал:
— Я не знаю, что там у тебя на самом деле произошло. Ты спрашиваешь совета? Пожалуйста: прежде чем идти в уголовный суд, ты должен встретиться с адвокатом..
3.
У бокового подъезда мне тоже нечего было делать: там разорялся Фрэнк. Не имело смысла — занимать очередь за Ким Ир Сеном и новичком-греком, пытавшимся «зацепиться» у этой гостиницы. И все-таки, проезжая мимо «Мэдисона», я тормознул, поскольку заметил необычное расположение фигур перед вращающейся дверью: швейцар стоял не возле входа в отель, а возле первого кэба, где стоять ему не полагалось… На капоте желтого «доджа» сидели рядышком грек и кореец; Фрэнк допрашивал их: