— Как у вас язык поворачивается говорить водителю подобные вещи! Швейцар показал мне, что вы опаздывает е на самолет, и я ради вас пошел на грубейшее нарушение. Зачем же вы заставляете меня сделать второе?
Мы уже углубились в Парк, а я все свербел:
— Штраф за меня, небось, платить не стали бы!
В ответ на мои наскоки нахал зевнул:
— Таксиста не могут оштрафовать, если я сижу в кэбе…
— А вот это совсем уже постыдное хвастовство! — полез я в бутылку.
Пассажир тоже повысил голос:
— Прикуси язык, кэбби! Ты знаешь, кто я?
— Да зачем мне это знать! Какое мне до этого дело?!
— Я комиссар полиции Чикаго! — цыкнул на меня пассажир, но его слова ничуть не охладили меня.
— Ага! — закричал я, еще пуще входя в раж: — Наконец-то, один из вас мне все-таки попался!
— Что за выражение — «попался»? Думай, что говоришь, кэбби!
Этот пятидесятилетний остряк, которому вздумалось подразнить меня, не догадывался, по-видимому, что на самом деле я вовсе не злюсь, ибо что может быть отраднее для издерганного кэбби, чем повод излить из своей души на чью-то голову наболевшее?
— Только и знаете, что издеваться над таксистами! — шумел я, прикидываясь будто бы и впрямь поверил, что он комиссар полиции. — У вас же времени не остается ловить настоящих преступников!
— Не болтай о том, чего не знаешь! — гудел самозванец. — Я всегда говорю моим ребятами: не трогайте кэбби, если он накрутит пару лишних долларов, как ты сейчас — намылился, небось, тащить меня через Трайборо?! Я тебя сразу раскусил!
— Так вы же сами сказали: «Езжай через Парк», — по-настоящему обиделся я.
— Представляю, какой «концерт» закатил бы ты мне, если бы я велел тебе ехать по мосту Квинсборо, — хмыкнул мой пассажир; тертый, видать, калач. — Да это уж ладно. Но если ты, сукин сын, вздумаешь развозить наркотики, вот тогда мы с Мак-Гвайром* живо возьмем тебя за одно место! Ты меня понял?!
— И буду! — кривлялся я. — И буду развозить наркотики. Потому что честно работать вы все равно не даете. Житья от вас нет! Повестки в уголовный суд ни за что раздаете!
— Полицейские не выписывают повестки в уголовный суд «НИ ЗА ЧТО». Это ты можешь рассказывать кому угодно, только не мне!
— Значит, «не выписывают»? — кричал я, дотягиваясь, не снижая скорости, до «бардачка». — А это что такое?! — И, не (* Комиссар полиции Нью-Йорка в конце семидесятых годов.) оборачиваясь, протянул на заднее сиденье замусоленную повестку. — Что это, спрашиваю я вас, такое?!..
— Ага: SOLICITING! — злорадно загоготал на удивление осведомленный клиент, сходу расшифровав и неразборчивую пропись ing-овой формы, и суть моего «преступления». — Сорок вторая улица и Парк-авеню! Все понятно…
— Что вам «понятно»? — по инерции огрызнулся я.
— Автобусная остановка возле билетных авиакасс! Ты воровал пассажиров у городского автобуса. Сколько человек ты успел затащить в свой кэб, прежде чем тебя сцапали?
— Троих, — немедленно сознался я, а странный этот тип аж хлопнул себя по колену от избытка непонятных мне чувств.
— Так я и знал, что он хороший хлопец!
— Кто?
— Полисмен!
— О, просто замечательный! — съехидничал я.
— Доброе сердце! — убежденно покачал головой пассажир: — Ты учти, он ведь имел полное право припаять тебе еще и «подсадку». Но он пожалел тебя…