— Как же тебя не взяли за одно место? — поинтересовался я.
— О чем ты говоришь? Я восемь лет проработал, ты спроси: хоть тучка над моей головой пронеслась?!
— Значит, ты был п о л е з н ы м человеком.
— Не говори глупостей!
— По-другому не бывает.
— Ты не все знаешь! — фыркал Алик. — Я никого не закладывал. Но если меня просили… (* Спасибо (англ. ).) (** Грубое ругательство.) (*** Район, где живут ортодоксальные евреи.) (**** На идиш — еврейский водитель.)
— О чем же тебя просили?
— Боже мой! Ну, могли сказать, чтоб я задержал людей за столом, пока в номере посмотрят ихние вещи. Так я подавал горячее на полчаса позже. Биг-дил"*!..
— И это все?
— Ну, Боже мой! Ну, могли сказать, чтоб я поставил на стол тарелочку с микрофоном… Биг-дил!
Дальше в своих откровениях Алик не шел. Да и к чему мне было добиваться его признаний? Здесь в приличный ресторан официантом Алика не брали, а подручным он даже начинать не хотел. Не позволяла профессиональная гордость.
— Я обслуживал дипломатические приемы — по четырнадцать блюд на обнос! Пусть я сгнию в этой желтой клетке, но убирать со стола грязную посуду не буду!
Раньше всех приезжали на стоянку Помидор или Валет, партнеры. Они купили такси пополам и работали на нем через день.
Помидор был краснощекий, кругленький, а кличка второго происходила от названия корпорации, от надписи на дверце кэба: «Valet Taxi Corporation».
Золотые руки, слесари экстра-класса, они по приезде, однако, бедствовали, гладили за гроши одежду в химчистке. Вдруг работа нашла их! Мелкий бруклинский подрядчик выхватил горящий заказ: срочно смонтировать сантехнику в надстройке на Паркавеню.
— Сумеете?!
— Что за вопрос!
Стелился под ноги, еду ребятам заказывал в китайском ресторане — только работайте! Работали день и ночь. Не успели закончить — выгнал…
Слесари умели читать чертежи, но не умели читать поанглийски. К унитазам они подключили горячую воду…
К тому времени, когда мы встретились, у Валета и Помидора мнение об Америке сформировалось окончательное:
— Язык педерастов и страна педерастов!
Завсегдатаем утренней стоянки был и Длинный Марик, неизменно возлежавший на капоте своего форда. В ясную погоду одессит, принимая солнечные ванны, сбрасывал рубашку, и тогда с его ностальгической груди в американское небо глядел грустный Ленин…
Длинный Марик, однако, не презирал Америку. Он был разочарован. Он всю жизнь рубил на Привозе мясо… (* Большое дело!)
— Неужели невозможно устроиться рубщиком на Брайтоне? спросил я.
— Поц! — отвечал Марин. — Причем здесь твое «невозможно»? Рубщик, по-твоему, это что — призвание? Как народный артист? В Одессе я делал дела…
— А здесь?
— А здесь я могу делать только на горшок…
Единственный человек, от которого я услышал нечто вразумительное на ту же тему, был Ежик.
— Ты когда-нибудь обращал внимание на то, как тут строят дома?