Оторвавшись от сестренок, солдат вынул бумажник:
— Сколько с меня?
— На счетчике 7.75, — дипломатично ответил я.
Солдат отсчитал восемь долларов, я дал ему квотер сдччи. Монетка нырнула в карман мундира. Повисла драматическая пауза.
— Почему ты так заплатил? — спросил я. — Разве я обязан таскать твое «стерео»?
— Но мы ведь не просили вас это делать, — вежливо возразила светящаяся радостью мама.
Я уже слышал, да и по своему скромному опыту знал, что черные клиенты, как правило, не платят чаевых, но я не предполагал, что это может быть до такой степени обидно…
7.
Мое новое положение среди русских таксистов, которым я очень гордился, досталось мне нечаянно. Въехав однажды на стоянку, я занял очередь за щуплым, с железными зубами Узбеком, которого уже пару раз в моем присутствии осматривал Доктор. Узбек курил, щурясь от дыма, не выпуская сигареты изо рта, а правой рукой тем временем баюкал, нянчил — левую: «Болит!..»
— Дать тебе таблетку?
— А что она поможет?!
— Снимет боль.
Запил таблетку моей кока-колой и, ни слова не сказав, отошел. А минут через десять вернулся: «Отпустило!». С видимым удовольствием вращал кулак, сжимал и разжимал пальцы,
— Что у тебя с рукой?
— А я знаю?..
— Какое у тебя давление?
— 210.
— Тебе нельзя работать…
— А платить за меня будешь — ты?
Узбек — еврей из Самарканда — купил медальон год назад. Своих денег было мало, нахватал у ростовщиков. Откуда ему было знать заранее, что он заболеет? И о чем теперь говорить? Лучше посмотри на мою фамилию*…
Как и многие из таксистов, Узбек возил с собой фотографию в рамочке на передней панели: супруга, детишки. Мне казалось это странным, я не понимал еще, что кэбби почти не видятся со своими семьями…
— А продать медальон трудно? — спросил я.
Совсем нетрудно. Но так не делают: сегодня купил, завтра продал. Бедняк всегда теряет при купле-продаже. Ему, Узбеку, если он теперь загонит свой медальон, — не хватит даже расплатиться с долгами.
— Сколько же часов в день ты работаешь?
— Как придется: когда пятнадцать, когда восемнадцать.
— Сколько дней в неделю?
— Семь… Будь она проклята, эта Америка!
В разговор, не замечая меня, вмешался Ежик.
— Тебе сто раз говорили: ростовщикам, конечно, не платить нельзя, но банку месяц-два не платить можно.
— Они же отнимут машину!
— Слова не скажут. Им нужно написать письмо. Что ты заболел и в этом месяце вынужден пропустить платеж. Укажи, какое у тебя сейчас давление. Если ты хоть несколько дней посидишь дома, попьешь лекарство — полегчает.
— Ты хорошо говоришь, но кто это может — писать такие письма?
— Хочешь, я напишу, — предложил я.
— По-английски?!
— Я напишу с ошибками, но смысл будет понятен.
Пока я писал, вокруг собрались таксисты. Скульптор заглянул через плечо и тоном знатока похвалил; «Мне нравится твой слог». (* Искаженное англ. family — семья.)
— «Ви» надо говорить. «Ви»! — строго указал ему Габардиновый Макинтош, а Доктор посетовал вслух:
— Культурный человек должен возиться из-за этой скотины! Пусть я не доживу до завтрашнего утра, если он отправит письмо…