Только три места принял багажник. Только четыре приняло заднее сиденье. Мы уже загрузили весь чекер под самый потолок, но еще оставались какие-то коробки, сумки… Наконец управились.
— Gracio! — прощебетала сухонькая, пожилая егоза в белых чулочках, усаживаясь рядом со мной между своими картонками. (* Самолеты компании «AL ITALIA» отправляются в рейсы только из аэропорта «Кеннеди».)
Прислуга в «Хилтоне» вышколенная, но даже у этих дрессированных лакеев вытянулись физиономии. Заплати моя пассажирка по пятерке швейцару и рассыльному за такую погрузку — это было бы не слишком много. Но одному из них досталась лишь кривая улыбочка, а другому — нежное «Gracio»… «Ну и стерва!» — успел подумать я и услышал:
— Отель «Американа»!
Честное слово, если бы она пошутила так, я сказал бы ей, что это ничуть не остроумно. Но она не шутила. Ей нужно было перевезти вещи в соседнюю гостиницу. Ни служащие «Хилтона», ни служащие «Американы» перевозить на тележках багаж постояльцев из отеля в отель не обязаны и меньше чем за двадцать долларов не подрядились бы. Чтобы сэкономить, разумница-синьора наняла мой кэб на расстояние в один квартал…
Когда мы остановились у небоскреба «Американа», счетчик показывал 0.85. Я принялся вытаскивать из салона чемоданы, а дюжий швейцар, охая, крякая, доставлял их по одному к ступеням подъезда.
Белые чулочки обежали вокруг чекера, синьора проверила, не забыто ли что на переднем сиденье, в салоне, в багажнике и, как ни в чем ни бывало, обратилась ко мне:
— Quanta?
— Cinque, — показал я растопыренную пятерню.
И тут синьора стала визжать. Мгновенно сорвалась в крик:
— Швейцар!
Но швейцар стоял рядом, обескураженный и безучастный, он ведь тоже рассчитывал получить пятерочку… На худенькой шейке набрякла лиловая жила:
— Полиция!
Отчаявшись, что никто-никто не придет к ней на помощь, беззащитная женщина опустила руки и горько заплакала. Вокруг столпились люди. С трудом расталкивая их, ко мне протиснулся черный кэбби с рваным шрамом во всю щеку:
— Он хороший парень, я знаю его, — взволнованно заговорил кэбби, обращаясь к публике и обнимая меня за плечи. — Пойдем отсюда, пойдем…
Я видел этого таксиста впервые; к горлу подступил комок. Что, кроме новых неприятностей, сулила мне еще одна встреча с полицией; вторая на дню?.. Мы ушли, провожаемые возмущенным гулом толпы:
— До чего эти подонки обнаглели, сладу с ними нет!
— А полиции никогда нет, когда нужно!
Синьора в белых чулочках победила вымогателя-таксиста: она не уплатила мне даже выбитые на счетчике восемьдесят пять центов!
4.
На том и кончились в тот день мои аэропорты, а денег было совсем мало, и нельзя было позвонить жене. Я ехал навстречу спускавшимся на город сумеркам — в совсем другой Нью-Йорк, звавший меня огнями вечерних улиц.
Въезжал я, однако, в этот фартовый для таксиста город озлобленным, угрюмым. «У-у, паразиты! — бубнил я себе под нос. — Повестками в уголовный суд разбрасываетесь! Багаж на мне из „Хилтона“ в „Американу“ возите! Я тоже теперь буду так. Я вам еще покажу…»
Но ничего конкретнее — кому именно и как отомстить — придумать было невозможно… Единственное, что приходило на ум и что я решил бесповоротно — ни в коем случае не отдавать «им» мешок с деньгами, который когда-то нагадала мне цыганка… Набитый пачками ассигнаций мешок виделся мне все явственней, и поглощенный вполне дегенеративной этой мечтой, я не обращал внимания на садившихся в кэб и выходивших из него пассажиров, автоматически выхватывал из обращенных ко мне слов адрес, крутил баранку и бросал чаевые в лежавшую рядом, на сиденье, таксистскую «кассу» — коробку из-под сигар — монетки и даже долларовые бумажки, от которых мои клиенты отказывались все чаще и чаще. «Спасибо!» — звякали квотеры; «Большое спасибо!» — шуршали бумажки. Меня захватывал и растворял в себе этот новый, другой НьюЙорк…