Из недр пиджака снова полез незнакомый голос:
- Те машины, которые всегда проносятся на полной скорости, и не успеваешь моргнуть, как они стираются на горизонте.
- Во время таких поездок, наедине с собой всплывают всякие мысли, которые стоит записывать. – Джонни сделал паузу, он закончил предложение, но не мысль, не знал, что сказать дальше, пока не заметил подсказку.
- А вот и моё хобби – Джо поднял с панели то тёмное стёклышко. – Собираю и скрепляю сломанные оправы вместе. – По тому, как теплился голос водителя, можно уловить всю важность увлечения, для него это нечто особенное. – У человека ведь в любом возрасте должно быть хобби, каким бы странным оно не было. – Покрутив стёклышко, Джо бережно положил его обратно. – Эстетика, конечно, никудышная получается, но… Мне нравится.
Последние слова перед прибытием.
Оба агента застали у съезжающей вниз дороги приветственное «лицо города». Огромный, деревянный щит на каменном пьедестале, который, как будто бы держался портовым краном, а рядом стоял молодой, харизматичный пилигрим, один из героев фильма «Дикий Вательки» в красной рубахе, с зализанными, чёрными волосами. Держа в руках револьверт, мужчина подмигивал всем проезжающим, махая одной рукой на себя, как бы зазывая погостить.
«Венелшоф» – Красовалось на въездном знаке. Сэйд наблюдал, как машина спускалась по трассе к побережью, на котором и стоял город, окутанный в бесконечное объятье лесов. На вышивке ночи, под ускользающими облаками, проступали спящие гиганты; дымящиеся, каменные столпы – «Венелшофвские башни». Округлые образы прошлого, терзаемые настоящим. В отличие от большинства крупных городов Эфкриона, застройка Венелшофа оставалась мавзолеем ушедших эпох. Невысокие здания, даже в центре, которые только мельчали, становясь деревенскими окраинами. Блеклый свет окон, терпкие фонарные столбы, а потому и хорошо видимое ночное небо, в котором не единого дирижабля, флайтера, следа от прожектора, смога, или всякой рекламы.
- Назад, Сэйд, в дни канувшего величия…
Непривычно тихие улочки уложены натриевыми мерцаниями горбатых столбов.
Дома, чьи архитектурные стили были ярко выражены, грубо разделены на человеческий и фалькрионский, они даже не старались создать иллюзию слияния. Такое противостояние было непонятным для большинства современных городов, но здесь это давний порядок.
Строгие здания с выступающими карнизами и контрфорсами. На плоских крышах, как на огороде, могла восседать луковица с видом лаконизма, покрытая цветной черепицей. Круглые, или реже треугольные окна, с дентикулами и лопатками, или с орнаментом и мозаикой. Деревянные дверцы с детально проработанной резьбой стоят в арочном проёме. У входа в жилище, чаще всего находящегося на уровне земли, располагаются палисадники, тонущие в контрасте ночи.
Большинство домов были именно такими, но среди них отчётливо заметны апартаменты людей, попадавшиеся столь же часто. Они застыли в американском образе, районы Бруклина. Синие, красные, серые кирпичи, выпуклые окна, выходящие из плоскости фасада, объёмный парадный вход, к которому вели широкие ступеньки, а на лицевой стороне здания попадались пожарные лестницы.
Проезжая по таким разношёрстным улицам, Ванрайн слышал шёпот. Он доносился из трещин Башен и отреставрированных аристократических домов, выходил из закоулков дворов, уложенных битым стеклом, стрекотал по дождевым трубам, в унисон моторного треска. Двигались губы самого Венелшофа.
«Я изгой в лесу веков, затаившийся в полумраке истории. Редко показываясь внешнему миру, мне отвратно признавать, что мы всё-таки находится в одном потоке времени. Но мне так импонируют молодые визионеры, пытающиеся понять мой дух»
В такой отстранённости от реальности, заглядываясь на местные композиции, молодой агент даже не заметил, как машина остановилась у одного из домов представителей рода человеческого. Только увесистый хлопок по плечу вернул парня к действительности. Обернувшись, Сэйд увидал своего не столь уж и бодрого напарника. Усталый вид читался по натянутой улыбке, зевкам, и более медленным движениям рук, передавшим пассажиру некий документ.
- Он наконец-то выдохся.
- Это твоя корочка, – размеренным голоском сказал Джон, следом доставая и ключи. – А это чтобы попасть в твою квартиру. Она снята ровно на месяц, столько мы здесь пробудем.