В квартире уже горел свет, но это недолго будило бдительность, ведь взору явился новый раздражитель – большая, бетонная перекладина потолка, на которую небрежно накатали светлые обои, видимо для того, чтобы её нельзя было не заметить. Голова парня остановилась буквально в децеметре от столкновения.
- Так значит Экнин была права, я легко мог расшибить свой лоб…
- Да ладно!? – Возразил сосуд, - её же так легко заметить! Не надо приписывать этой обманщице всякие заслуги!
Проскользнув под "ловушкой", агент прошёл дальше. Прихожая не могла похвастаться наличием удобств, никаких вешалок, сидений или подставок для обуви. Сразу слева от входа стояла белая японская ширма с чёрными иероглифами и розами, на половину ограждавшая комнату. Рука Сэйда лениво прошлась по её поверхности, ему нравился такой элемент декора. Справа приоткрытая, лимонного цвета дверь в уборную, а впереди проход в гостиную, центр квартиры, куда отправился новый владелец. Там его радушно встретил красный ковёр с дырочками и белыми нитками. На нём же отдыхал широкий диван похожего оттенка, выделявшийся своей великовозрастной пыльностью. Перед диваном, на протяжной, чёрной тумбе, что была у стены, стоял старенький, плазменный телевизор, экран которого тоже не отличался чистотой. Сзади него стена, покрытая в обои, имитировавшие кирпичи, а справа от него располагалась ещё более старинная вещь – торшер, достойно освещавший комнату. Справа от гостиной - кухня, её узкий проход и плохая освещённость прятала всю обстановку внутри, но контуры мойки и холодильника ещё углядеть можно. Затем внимание Ванрайна снова вернулось к дивану, мысли о сне возобладали, но резко переключились к тому, что было за ним. Окошко с решётчатыми ставнями лимонного цвета, близь которого стоял чахлый, деревянный стул, чья спинка провисала, а одна из ножек была подпёрта толстенной, исторической книгой. Шоркая ножками, полуночник подошёл к окну, желая узнать, что же снаружи. Отпив ещё кофе, и выглянув из окна, Сэйду открылось настоящее, живое произведение искусства, можно сказать – перфоманс.
Перво-наперво попались крыши соседних домов, и столбы электропередач с их чёрными кабелями, уходящие к набережной. Они заслоняли собой виды на пляж, однако для поля зрения был свободен вид на лунный залив, над которым величественно возвышалась и сама луна. Грандиозный спутник казался невероятно громадным, вызывая некое ощущение сюрреализма, одновременно запугивая, и восхищая зрителя. Звёзды же удостоились чести играть фоновые роли, восхваляя, и дополняя облик небесного творения. Как ориентир к ночной глади залива, отражалось ночное светило. Это страсть. Это влечение. Очи заворожились прелестным часом, и больше не существовало грани между небом и водой.
Всё прервалось в одно мгновение – уши прорезались от грохота, и мяуканья напуганной кошки.
Обзор Ванрайн опустился туда, откуда пришли разрушители момента. Протяжной и тёмный переулок раскинулся под окном. Разного рода мусор, вывалившийся из опрокинутого бака, соседствовал с граффити, от банальных отметок: «Зигмунд был здесь», до политических лозунгов: «Нам нужна рейджистская сила». На этой сцене были свои "второстепенные" актёры – парень с зелёным шарфиком, да неряшливый фальк, чья нога, волей случая, оказалась в странной субстанции. От сигарет этой парочки мирно поднимался белый дымок, разносившийся легкомысленным ветром.
- Где-то я уже встречал этих ребят. – Подумал Сэйд, закрывая окно.
Но не стул, и не виды из окна оттягивали приезжего от сна, а маяк, застывший на высоком столике - лавовая лампа. Поставив кейс у дивана, агент незамедлительно вернулся к новому предмету любования. Присев на корточки, глазки человека пленили оранжевые пузырьки внутри лампы, они потихоньку плавали то вверх, то вниз в красном свечении. Лава. Магма. Ванрайн никогда не видел ничего подобного, такая привлекательная вещь казалась для него древней реликвией, к которой нужно бережно относиться. Аккуратно дотронувшись до неё, ладонь обдало приятным теплом. Измотанная радость заиграла на лице агента, в котором отражались горячие краски.
- ЭЙ – Крикнул Каппи. - Смотри! Там!
Полуночник обратил свой взор за лампу, на длинный комод из берёзы, что служил своеобразным стеллажом для пыльной выставки.
Выставки виниловых пластинок.