– Никита! Я же живая! Понимаешь?! Твоя жена живая. Я – не подопытная мышь. Сколько можно ставить на мне эксперименты? Ты же видишь, я не могу выносить ребёнка.
– Но почему другие женщины могут, а ты нет? Ты какая-то бракованная? Объясни мне!
– Бракованная? Никита?! Просто не дано свыше. Так бывает. Я чувствую себя загнанной лошадью, ты хочешь от меня невозможного. Как будто моя работа – это родить. Родить или сдохнуть.
– Не дано свыше, дорогая, это не объяснение. Значит, не хочешь по-хорошему. Тогда будет, как я скажу. Мы сделаем ещё ЭКО, и ты родишь мне наследника. Иначе я с тобой разведусь, и ты окажешься на улице, кому нужна клуша без опыта работы в возрасте?
Я говорил и говорил что-то ещё. Но это говорил не я. Меня стала переполнять обида – я всё ещё любил Веру и правда мечтал о звонком смехе нашей с ней дочки или сына. Но моим мечтам не суждено было сбыться. А ещё я мечтал, что однажды Вера расплачется на моём плече и скажет горькую правду, и мы перестанем метаться, мучить друг друга.
Вера лишь зло посмотрела на меня, весь оставшийся вечер мы не говорили. А на следующий день после работы вечером меня встретила квартира в полумраке. В спальне горело множество маленьких свечей, на кровати были рассыпаны лепестки роз, играла какая-то тихая приятная музыка. И Вера сидела за накрытым множеством вкусных яств в эротическом пеньюаре. Любимая подошла, обняла меня и прошептала на ухо:
– Пожалуйста будь нежным, Никита, как раньше. Давай забудем обо всём и не по расписанию просто предадимся страсти, я хочу чувствовать тебя, твоё тело, любить тебя, наслаждаться тобой.
И Вера утащила меня на кровать, всё дальше затягивая в долину неги, довольствия и любви. Прошло две недели, и я заметил, что Вера какая-то чересчур радостная. «Ага, забыла про ЭКО, думала меня обвести вокруг пальца. Да я и сам подзабыл.». – Решил я.
– Верочка, солнце, как-то мы с тобой подзабыли про ЭКО. Не пора ли нам снова вернуться в клинику?
– Думаю, нет. Ведь я же..
– Что ты же? Вера? Мы договаривались! И не смей мне перечить.
– Никита, да что с тобой? У меня будто два мужа. Почему ты всегда разный? Мне больно, когда ты себя так жестоко ведёшь.
– Больно ей! Вера, вот мне было больно все эти годы! Сейчас!
Я сходил за той самой нашей первой совместной фотографией с Верой на школьной дискотеке и швырнул на стол.
– Больно? Вот боль! На этом фото. Юный и глупый Никита Волошин, который безответно любит одноклассницу Веру Самохину. А потом встречает её спустя десять лет, и… Ты меня даже не узнала. Ты ведь не можешь иметь детей. Но у тебя не хватило смелости мне признаться в этом. Мне – своему законному мужу.
– Так ты знал…знал и всё равно отправлял меня на эту экзекуцию. Ты намеренно причинял мне боль?
– Нет, не так… Я… Ждал от тебя правды. Я… Мстил… И любил!
– Да, ты любил все эти годы себя, а не меня. Я подаю на развод. И мне от тебя ничего не надо. Хорошо, что я тебе не рассказала всей правды, ты бы не смог меня понять. Оставайся с собой любимым, со своими деньгами, квартирой, а нам есть куда уйти.
– Нам? Говоришь о себе во множественном числе?
– Думай, что хочешь, прощай.
И Вера ушла, забрав только свои основные вещи и документы. С тех пор прошло четыре года, и больше мы не виделись.
Я снова поехал к маме. Надо было хоть с ней помириться, ведь кроме матери, у меня не осталось близких.
На этот раз на звонок в дверь мне открыли. Точнее открыла Светочка. Девчушка была перепачкана в муке с поварёшкой в руке и одета в смешной детский фартук с какими-то принцессами.
– Дядя плинц пришёл, бабушка! – Радостно завизжала Света и бросилась меня обнимать.
Я почувствовал, как в горле комом застряли слёзы, невыплаканные за последние годы. Мне было стыдно, противно перед собой, мамой, Верой, за себя, свою глупость, жестокость. Я хотел очиститься, обнулиться, возродиться и снова любить… И маленькая девочка Светочка своей теплой улыбкой отогревала меня и возвращала к жизни, к прежнему Никите Волошину, который не был обижен и озлоблен.
– Привет, принцесса. Что печёте?
– Блинчики по маминому лецепту.
– Ооо, тогда и я к вам присоединюсь, обожаю блинчики.
Я прошёл на кухню, там было светло, уютно и знакомо пахло блинами.
– Сынок? Что-то зачастил. У тебя всё в порядке.
– Нет, ма, не в порядке. Я у тебя непутёвый сын. Прости. Прости меня за всё. Я столько бед натворил. Если бы только было можно повернуть время вспять… Да я бы с Веры пылинки сдувал. Мам, я ослеп от обиды и неразделённых чувств к Вере, вот и вёл себя, как животное. Жаль, я не могу перед ней исповедаться и попросить прощения. Да такое и нельзя простить. Я люблю Веру до сих пор. Только теперь моя любовь взрослая, глубокая и настоящая. Да и у меня самого уже седины на висках.