– Тихо! – неожиданно замер Матвей.
– Что? – насторожилась спутница.
– Больше не слышно воды под ногами, – пояснил он. – Вода доносится где-то в стороне. Скоро будет земля!
– Я ничего не хочу слышать, – уставшим голосом ответила девушка. – Я хочу покончить с этими камнями. – И двинулась дальше.
Уже по земле они прошли ещё некоторое время, пока не осознали – наконец выбрались. Прямо перед ними раскинулась небольшая сосновая роща. Маргарита ринулась туда и исчезла среди деревьев. Матвей, обессиленно опустив голову и едва переставляя ногами, брёл следом, ориентируясь только на шелест шагов девушки. Он был готов кричать от радости, но сил не хватало. В какой-то момент им овладело беспокойство и даже паника. Он усмехнулся своей слабости, но и тут же насторожился – пропали всякие звуки. Матвей поднял голову и не смог различить в темноте спины спутницы. Он бегом кинулся вперёд и едва не наступил на сидящую в траве Риту.
– Давно пора! – весело приветствовала она Матвея, стаскивая с плеч обе сумки. – Теперь сам их неси!
– Садись на рюкзак, – предложил он.
– Нет, я лучше на грешной земле.
И они бок о бок уселись в траве, наслаждаясь ночью. Прямо впереди, на востоке, словно зубчатые крепостные стены, вздымались кровавым заревом горные отроги и пики, освещённые заходящим солнцем.
– Осень выдалась засушливая. Пастух говорил, лет десять в здешних местах не было такой засухи. – В целях предосторожности, Матвей выкопал небольшое углубление, обложил его камнями и развёл в нём огонь.
Они устроились поближе к костру. Обычного тепла от огня, оказалось достаточным, чтобы путников охватил крепкий сон.
Едва забрезжил рассвет, Матвей открыл глаза и, первым делом запустил руку под голову. Уже в следующее мгновение он стоял на коленях обшаривая примятую траву и бестолково тараща глаза.
– Ты чего, Матвей? – спросонья Рита не понимала, чем обеспокоен её товарищ.
– Фу-ты! – с облегчением выдохнул юноша, подтаскивая мешок с заветной книгой. – Думал – потеряли, – пояснил он.
– Как же потеряли? – удивилась девушка, всматриваясь в лицо спутника. – Ты не заболел?
– Всё в порядке, – бодрым голосом ответил Матвей, прижимая к себе свёрток.
– Ты же его клал под голову, – недоверчивость всё ещё сквозила в голосе девушки.
– Клал-то клал, – улыбался Матвей. – Проснулся, а нет его. Во сне скатился… А-а, чего говорить? Вот он, родной, – и он потряс свёртком над головой, на что Рита только укорительно покачала головой и лениво растянулась на траве.
С наступлением рассвета молодые люди смогли оглядеться. Небольшая роща, приютившая странников, раскинулась у самого обрыва. Чтобы спуститься в долину, им придётся сделать крюк, пройдя по длинной гряде, так же сплошь из камня, словно ограждающей весь остальной мир от холодных объятий каменной реки. Каменная река же, подступив к обрыву, словно застыла в ожидании чего-то, пугая своим бесконечным горизонтом.
Разделив припасы на две равные части, молодые люди наскоро перекусили и, свернув свой небольшой лагерь, отправились в путь. Усталость тяготила каждый шаг, приходилось ступать осторожно. Местность вокруг оставалась дикой. Справа и слева вниз уходили крутые серо-чёрные склоны, по которым вверху ползали серые облака. А внизу, с одной стороны гряды, в узкой долине клубилась белая пена бешеной реки, и сосны по её берегам казались почти чёрными. Матвею вспомнились сказки, которые он так любил слушать в детстве, и то рождество, когда он гостил в деревне и впервые, уже с десятиклассным образованием, должен был читать, по просьбе его любимой бабушки, Библию. Бабушка смирно сидела напротив и слушала. Некоторые места её особо трогали, и тогда она начинала волнительно разглаживать складки на покрывале, и без того идеально расстеленное. Матвей подмечал бабушкино волнение и, как будто чего-то сам не понял, перечитывал непонятное место, тем самым доставляя бабушке особое удовольствие.
– Ты о чём думаешь, Матвей? – позвала Рита.
– Вспомнил бабушку, – тихо ответил юноша.
– Кого? – удивлённо расширив глаза, девушка остановилась.
– Кого, кого? Бабушку, – повторил Матвей. – А кого мне ещё вспоминать? – Матвей хотел сказать «ты же рядом», но осёкся, краснея.
– Однако, будем надеяться, – Маргарита всматривалась в долину. – Чукарин и его сообщники не напали на наш след.
Наступила очередь Матвея удивлённо всматриваться в озабоченное лицо девушки. Ни холод, ни сырость, ни скудная еда не мешали ей быть сосредоточенной и с холодным рассудком оценивать происходящее. Матвею же наоборот, ни что не портило подступившего радостного настроения. Ему всё больше нравилась Маргарита. И даже сейчас, когда её лицо было чересчур озабоченным, он смотрел на неё улыбаясь и едва сдерживая себя, чтобы не сграбастать в объятия. Каждый день пути приближал их к заветной цели. Матвею пришлось в какой раз признать – Маргарита оказалась приятной спутницей: у них всегда находились темы для разговора. Она, русская девушка, родилась и выросла в Узбекистане. Маргарита была знакома со многими знаменитыми и интересными людьми: с художниками, музыкантами и приезжими знаменитостями, выступавшими во дворце культуры, которым руководил её отец. Матвей то и дело удивлялся её начитанности и великолепной памяти. Особенности восточной утончённости в ней проявлялись милой настойчивостью, против которой Матвей не мог устоять. Он и сам не жаловался на память, но, чтобы тягаться с Ритой всё же приходилось использовать разнообразные аргументы; она была прямо начинена различными сведениями и не раз одерживала верх в споре с помощью какого-либо неопровержимого факта или цитаты. Однажды, когда Матвей вздумал говорить с ней снисходительным тоном, она немедленно сбила с него спесь, напомнив слова Платона: "Из всех животных мальчик, пожалуй, самое норовистое. Самое злокозненное, хитрое и непокорное". Не забывала она цитировать этого философа и в доказательство своего излюбленного утверждения – женщина ни в чём не уступает мужчине. Впрочем, и Матвей умел пользоваться тем же оружием. Когда Маргарита принялась сетовать на свои волосы, утратившие свой блеск, а она не догадалась захватить мамин бальзам, Матвей поспешил указать ей: