Энциклопедический словарь составлен людьми добросовестными, но ограниченными. В меру сил объективными, но восторженными. В литературу влюблёнными, но без взаимности или хотя бы шанса на таковую. Собственно говоря, таких в подпольном движении (как и в официальной литературе) всегда было подавляющее большинство. Да и вообще, если бы выдающихся людей было много, они бы не выдавались.
Книга бесценна для изучателей, буде такие найдутся. Для финских диссертаций и свинских застолий. Даже для старческих разборок: вот про меня сколько! А про тебя — вполстолько! А про тебя, чучело, и вовсе ни слова!.. Книга недурна для надувания щёк (только не надо делать этого перед зеркалом). Для поисков «своего места в литературе» или даже — в истории литературы.
Как материал для размышления о встречах и невстречах. О близком и далёком. О чужом и родном и даже, страшно сказать, о показанном и противопоказанном.
Читать её подряд (как по редакторской привычке прочёл я) — невозможно, да и не нужно. Наименее важно здесь многократно в других источниках описанное, трафаретно-аллилуйское, ахматовски-сиротское, бродско-почтительное… В книге имеет смысл осторожно и уважительно, я бы даже сказал, трепетно покопаться, чтобы найти лично тебе неизвестное (или напрочь забытое) — и тогда в ней и впрямь откроется немало интересного.
Откроются бессчётные, хотя здесь вроде бы сосчитанные (а также взвешенные и измеренные) судьбы людей, живших и до сих пор живущих литературой и только литературой (а вовсе не «от» неё, вовсе не за её счёт), служащих ей-Ей! — как Прекрасной Даме, которая, увы, лишена минимального милосердия, не говоря уж о простой бабьей жалости. Судьбы эти, порознь и вкупе и (за редчайшими исключениями) сами по себе, возможно, ничего не значат, но не будь монументального энциклопедического словаря, их как бы и не было вовсе. Поэтому спасибо словарю и его составителям — благое дело сделано, хотя, может быть, и не совсем то, какое было задумано.
2004
«Какой из меня Солженицын в Ясной Поляне?»
Новый роман Виктора Пелевина вышел в издательстве «Эксмо» стартовым тиражом в 150 100 экземпляров. Сотню представительских раздадут критикам; остальные твёрдо намерены продать. А потом посмотрят. Я, правда, в заветную сотню не попал или не дотерпел — и выложил за «Священную книгу оборотня» ровно десять долларов в деревянных. Книга по нынешней моде запечатана в целлофан — не листай в магазине, а хавай что дают, благо, Пелевин это бренд. За те же деньги тебе вручают и CD с саундтреком романа (!) — ну, это я, извините, слушать не стал. Может, и нет там никакого саундтрека, а так, примочка, — не знаю. Когда книга выходит таким стартовым тиражом, коллеги, естественно, завидуют, критики клевещут, но на определённые жертвы приходится идти и автору. Он поневоле адаптирует манеру письма к восприятию массового читателя. Или, скорее, к восприятию издателя книжной продукции для масс. На этом (наряду со многим другим) поскользнулся Борис Акунин и растёкся мысью по древу Владимир Сорокин. Пелевин, похоже, просто умнее — и сумел вывернуться. Но тоже не без потерь. Технику адаптации к массам можно проиллюстрировать на примере борьбы с критиками. С главным пелевинским хулителем Андреем Немзером. В предыдущем романе он фигурирует как литературный критик Недотыкомзер. Оно, конечно, хорошо, но никто не знает Немзера, никто не читал про недотыкомку, да и «литературный критик» — профессия отчасти загадочная. Поэтому в «Священной книге оборотня» появляется пушкиновед Говнищер, он же Шитман (Shitman) — простенько, но со вкусом. Пушкина знают все, говно (shit) — тем более; а кому надо, тот вспомнит, что несчастный Немзер в свободное от непрерывных литературных борений время занимается поэтами пушкинской поры.
Адаптации несомненно подверглось и название книги. Она, конечно, должна была называться по имени главной героини — «А Хули». Так зовут китайскую лисичку-оборотня пяти тысяч лет от роду, занимающуюся священной проституцией в современной Москве. Пока рыжая не влюбляется в генерал-лейтенанта ФСБ, оказывающегося поначалу скандинавским вервольфом, но под влиянием местных условий (главное из которых — любовь к А Хули) мутирующего в простого русского пса. Тоже, правда, оборотня. Генерал и вервольф носят имя Георгий (подразумевается: Победоносец), а пёс отзывается на кличку Пиздец. И наступает… И собирается наступить всему… Во исполнение древнего пророчества о том, что конец света начнётся в городе, в котором разрушат храм, а потом воздвигнут на его месте другой, точно такой же. На протяжении тысячелетий посвящённые полагали, будто этим городом является Иерусалим, однако Юрий Лужков со своим Христом СпасАтелем (шутка из романа; впрочем, похоже, я слышал её раньше) подсуетился первым.