— Мне кажется, у вас прекрасное настроение.
— Да нет, просто я немного замерзла и решила попрыгать и потанцевать, как танцуют кучера.
— Кучера танцуют? — спросил Ландрекур.
Жюльетта ответила, что зимой, особенно в городах, расположенных на больших реках, они только и делают, что танцуют.
— Похоже, вы много путешествовали в своей жизни?
— Нет, совсем мало, только от случая к случаю.
Ландрекур остановил машину перед гостиницей «Вербы». Вышел из нее и вошел в гостиницу один, а через две минуты, садясь в машину и захлопывая дверцу, сообщил:
— Ни единой комнаты.
Жюльетта засмеялась.
— Вы смеетесь? Вы находите, что это очень весело? — раздраженно спросил он.
— Извините меня, это нервы.
— У меня нет ни малейшего желания смеяться, — вновь заговорил он с явно выраженным недовольством. — Ну что ж! Мы пойдем от двери к двери и будем стучаться к жителям. Это может продлиться всю ночь.
— К жителям? — робко произнесла Жюльетта. — Но зачем же к жителям? Поедемте лучше к вам.
Ландрекур пожал плечами:
— Но я же вам уже сказал, что я уезжаю на рассвете. Мой дом закрыт, там нет ни души, ни души, все разъехались до 1 октября.
— О! Все это не имеет значения, поскольку речь идет только об одной ночи. Мне ничего не нужно. Разве что я попросила бы вас одолжить мне расческу и мыло, вот и все.
Он задумался:
— В конце концов, вы правы. Это, безусловно, самое простое решение.
И они отправились в путь.
Не прошло и часа с тех пор, как они покинули вокзал, с тех пор, как пожилая дама, с которой Жюльетта столкнулась на ступеньках вагона, когда спрыгивала на платформу, заняла напротив г-жи Валандор освободившееся место. Эта пожилая дама с живым взглядом, с простой и энергичной манерой вести себя, с какой-то печатью добродушия и шаловливости в движениях и вообще во всей личности вошла в купе, неся в руке легкий чемодан из полотняной ткани. Она бросила восхищенный взгляд на иллюстрированные журналы, разбросанные по кушетке, ни минуты не колеблясь, выбрала один из них и безмятежно, в грохочущей тишине идущего поезда, сидя напротив спящей г-жи Валандор, погрузилась в чтение, в то время как практически незнакомые друг с другом Жюльетта и Ландрекур ехали по шоссе в направлении дома, который назывался «Под ивами». Они молчали, и Жюльетта размышляла о том, какой вопрос можно было бы задать, чтобы и не показаться нескромной, и узнать поближе человека, с которым свел ее случай.
— Вы женаты? — спросила она.
— Нет, обручен, а вы?
— А я вдова, — ответила Жюльетта.
— Вдова? — переспросил он, тихо засмеявшись.
— Вы смеетесь, вы находите, что это очень забавно?
— Извините меня, это нервы. — И чтобы извинение его прозвучало более убедительно, а также чтобы проявить интерес к ней, он еще спросил: — А давно вы стали вдовой?
Жюльетта стала загибать пальцы:
— Семь или восемь месяцев, но это все равно было неминуемо. Какая великая ошибка — выходить замуж, и зачем вообще это делать, когда ты просто изначально чувствуешь себя вдовой.
— Изначально чувствовать себя вдовой? Какая странная мысль. Вот почему вы грустите, а я было подумал, что вам весело.
— Да, я грустна, но я не жалуюсь на это: быть грустной — это более спокойно, а быть вдовой — менее одиноко.
— Ах, мадам! — воскликнул Ландрекур. — Юность, заставляющая вас говорить глупости, служит вам одновременно и извинением.
Минутой позже они свернули с шоссе и углубились в обсаженную кедрами аллею.