Ещё нашли немецкий блиндаж — поковырялм ножом, обнаружили кирпичи, на которых стояла печка.
Будем копать.
Фауст-патрон, он может быть и не очень нужен в повседневной жизни, но в городе иной раз очень бы пригодился.
Хотя сгнило там уже конечно всё.
Кабан почесался:
Страшнее кабана в лесу только Медведь. Хотя, если у них возникнет конфликт интересов, то ещё неизвестно, кто кого сборет.
В наших местах на кабана охотятся так: строят на дереве шалаш где-нибудь неподалёку от его логова и сидят там три или четыре дня с карабином, памперсами и двумя литрами спирта, пока этому кабану не станет противен ваш перегар и тогда он начнёт валить сосну, на которой вы сидите.
Далее всё зависит от вашего хладнокровия, количества патронов и воли Божьей.
Любопытное рассуждение глубоко мной уважаемого Льва Васильевича. А я вот думаю что советский союз разрушили вовсе не Астрид Линдгрен или Алан Милн. Советский союз уничтожили финские сапоги и чешские голубые унитазы. Ну и вокально-инструментальный ансамбль Битлз, это само собой. Ибо скотская человеческая натура при выборе между полётом на марс и покупкой автомобиля мицубиси-лансер неизменно выбирает мы сами знаем что.
Да, и ещё один раз.
Я в СССР жил дохуя — почти тридцать лет. Из хорошего там были детство, отрочество, юность. Я там в первый раз в жизни поебался. Мне там однажды одна юная девушка пососала хуй. Это было неожиданно.
Хорошая была страна.
Я не очень о ней жалею. Но впрочем, впрочем. Это была таки попытка, дурацкая и идиотская, сделать Общество Непотребления. Но как только людей перестали пиздить, они тут же выстроились в очередь за автомобилем жигули и югославской стенкой.
И вот тут-то всё и кончилось.
А между прочим, я в компании (даже скорее в плеяде) с Абрамовичем, МБХ и проч., получил от развала СССР ощутимую материальную выгоду.
Когда я в восемьдесят девятом году закончил педагогический институт, я честно поехал по распределению работать учителем в ту школу, в которой работала моя матушка. То есть в захолустный город Целиноград. За каковой подвиг, учитывая то, что я был впридачу обременён женой и однолетней дочкой, меня по просьбе районо включили в жилищно-строительный кооператив. Квартира в этом кооперативе стоила безумных совершенно денег, не помню уж — не то десять, не то двенадцать тысяч рублей. Что, учитывая мою зарплату в сто двадцать рублей, было не очень сильно лучше нынешней ипотеки.
Вступительный взнос, который собирали все мои родственники, кто сколько может, я, помнится, принёс в сберегательную кассу в полиэтиленовом пакете: там была пачка по одному рублю, пачка трёшек, солидная пачка пятёрок, остальное россыпью.
Потом дом стали строить. Я безотказно посещал заседания кооператива в точности похожие на кинофильм гараж. Дом тем временем потихоньку вылезал из котлована.
И тут грянул гайдарочубайс. На очередном заседании была озвучена остаточная стоимость квартиры: шестьсот пятьдесят тысяч. Я даже не вздрогнул, и правильно: через год Казахстан завёл себе личную валюту, про которую тогдашнему министру финансов Грише Марченко мечталось что она равна одному доллару (я его потом про это спрашивал — он только руками развёл), то есть пятьсот рублей меняли на один тенге. Таким образом мой долг составил тысячу триста тенге.
Через два месяца оказалось, что на самом деле тенге равен двум центам. Каковую сумму (что-то около двадцати пяти долларов) я с удовольствием и заплатил в ту же самую сберкассу.
И дом при этом построили, вот что самое удивительное.
Обдумываем с Кабызом бизнес-план под названием «Международный фестиваль иронической прозы и поэзии „Дикогорские чтения“ при поддержке Правительства Псковской области» (это у нас за домом есть такое возвышение под названием Дикая Горка).
Самое главное опасение состоит в том, что чтения эти скорее всего плавно перейдут в свальный грех и безудержное пьянство. Но впрочем в это неизменно переходят все собрания сколько-нибудь творческих людей.
Очень это сложное занятие — топить баню при наличии гостей и безбанных соседей.
Архетипически баня топилась с утра, потом к обеду в неё шли мужики и упаривались до пяти минут до смерти. Затем они выпивали по стакану и валились храпеть. После них бабы, потом дети, наутро — самые маленькие дети.