Кстати сказать, роль товарища Сталина в деле подъёма культуры в районах тогда ещё неподнятой целины до сих пор совершенно не раскрыта.
Отцу моему и сестре его, например, преподавал арифметику в сельской школе в деревне Вишнёвка математик с мировым именем, не помню как фамилия. В убогом нашем городе Целиноград ходили по улицам люди в таких страшных очках, которых уже не носит даже вдова покойного академика Сахарова.
Но я, впрочем, как всегда, не об этом, а о том, куда подевался мой так тщательно выученный английский язык.
А в жопу он подевался. Стоило мне только поработать пару лет в американской конторе кей-пи-эм-жы, так сразу бибиси инглишу и пиздец. Изер-низер вместо айза-найза, гоча, васап. Буква эр откуда-то появилась в слове бикоз и потом лет через десять один пьяный швед чуть мне морду не набил возле станции метро Слюссен в городе стокгольме, потому что принял за американца.
И сейчас та же беда. Ябать, пязда, тые (вместо те), на коню. Малец, матка. Очень сильно прилипчивый вариант русского языка.
Когда-то в девяносто третьем году я пришёл на собеседование к главному менеджеру алмаатинского отделения компании KPMG (это я для солидности написал английскими буквами, потому что очень тогда волновался). Контора эта тогда входила в биг сикс аудиторских компаний нашей вселенной, потом их стало биг файв, а сейчас не знаю чего там от них осталось.
Так вот этот самый главный менеджер Хью Оразко (я тогда ещё не знал, что внутри конторы русскоязычные работники зовут его не иначе как «Пидоразко»), задал мне пронзительный вопрос: «What do you know about securities?»
А я чего знал про секьюритиз в девяносто третьем году? Да ничего я не знал и сейчас ничего знать не хочу.
Однако же, жрать-то хотелось. Я незадолго до того нехуёво наварился на строительстве унитазной фабрики в Джамбульской области на деньги чеченских магнатов — долларов, кажется, на двести, но они куда-то стремительно исчезли, так что к моменту собеседования я ничего не жрал уже дня два.
И тогда в приступе вдохновения рассказал я ему про давилонскую баржу из третьего тома Николая Носова. Ну и был мгновенно принят на работу. Занял под это дело у кого-то тысячу тенге и купил десяток яиц и бутылку водки.
Узнал потом множество ненужных английских слов: брокадилаз, андерайтинг, деривативз, фьючерз.
А потом однажды солнечным осенним днём, уволившись навсегда из другой уже конторы, прайс, кажется, вотерхаус она называлась, выкинул в мусорный бак ошейник и с облегчением забыл про всё то, что эти слова могли бы означать.
Собако-степан повзрослело однако: гавкает только по делу, соседу-серёге, когда при исполнении, рвёт штанину, хотя он-то его и кормит, когда меня тут иногда нету.
Вообще-то говоря, деревенская цепная собака — это, пожалуй, лучшая порода, выведенная нашим глупым человечеством: Степан легко спит в снегу и жрёт всё, что дадут. Сейчас вот облиняет и станет ему прохладнее. В автономном режиме он живёт месяц минимум, больше я не пробовал, но, правда всех до единого в деревне за это время успевает заебать.
Срёт вот только очень много.
Очень ещё прилипчивая особенность местного языка: замена суффикса у слов с — ка: бумажина, бутылина, верёвина, морковина.
Но в отношении самогонки это правило почему-то не действует.
Специально для блюстителей природы: это всё сухостой. За каждое живое дерево — штраф три тысячи. Если поймают конечно. А поймают, если нужно, легко: все про всех всё знают.
А с чего всё началось?
Сначала какого-то австрийского дедушку усадили в кутузку за то, что он посмел сомневаться в Холокосте.
Потом одного американского профессора разжаловали в студенты за чудовищное высказывание о том, что белые, возможно, чем-то отличаются от негров.
Потом, не помню, не то армяне, не то турки стали требовать наказания для тех, кто не то отрицает, не то признаёт геноцид армянского народа в начале прошлого века.
Теперь на Украине, то есть, конечно, в Украине уже готовится законопроект об уголовном преследовании тех, кто сомневается в факте отравления г-на Ющенко.
По всей видимости, следует вскоре ожидать внесения в совбез ООН алжирского требования о преследовании тех, кто утверждает, что у алжирского бея под носом шишка.