Возвращаясь к ранее сказанному, надлежит отметить, что Кушнаппель опередил целую сотню других городов. Я признаю, что, по утверждениям Николаи, население Нюрнберга, прежде составлявшее шестьдесят тысяч человек, теперь уменьшилось вдвое и составляет лишь тридцать тысяч; конечно, и это уже что-нибудь да значит; но все же на одного патриция здесь еще приходится пятьдесят (и даже более) бюргеров, то есть изрядное число. — Зато я берусь в любое время доказать списками ново-крещенных и умерших, что в имперском местечке Кушнаппель число бюргеров лишь немногим больше числа патрициев; это тем более удивительно, что последним, по причине их голодного состояния, труднее жить. Спрашивается, какое из современных государств может похвастаться столь большим числом свободных людей. Ведь даже и в свободных Афинах и Риме (не говоря уж о Вест-Индии) рабов было больше, чем свободных, почему и не решались заставить их носить особую отличительную одежду. Даже и теперь во всех государствах податное сословие многочисленнее дворянского, хотя последнее уже давно могло бы получить перевес, ибо крестьян и бюргеров сеет лишь природа, а патриции не только возникают естественным путем, но и подсеваются искусственно имперскими и княжескими канцеляриями.
Если бы приложение не было отступлением, от которого обычно требуют краткости, то я достаточно пространно доказал бы здесь, что Кушнаппель если и не выступает впереди швейцарских городов, то и не уступает им многими другими достоинствами: например, имеет все удлиняющийся и хорошо оттачиваемый меч правосудия и вообще ловко орудует увесистой, узловатой и усеянной шипами дубиной судебной расправы; содержит духовный таможенный барьер, но не против вывоза, а против ввоза — идей и множества прочих высоких материй; преуспевает даже в торговле зеленью или, точнее, зеленой молодежью, ибо что касается этой последней, то до сих пор сбыт молодых кушнаппельцев во Францию, для применения в качестве швейцаров или защитников престола, происходит так вяло лишь вследствие ужасной конкуренции швейцарцев, заполнивших рынок здоровенными парнями, которые становятся перед каждым подъездом, а в случае войны — перед каждой пушкой, — если бы не это обстоятельство, то, право же, почти перед каждым подъездом увидели бы мы кушнаппельцев, стоящих и произносящих: «Никого дома нет». (Даже и теперь, во втором издании, я могу утверждать, что Кушнаппель еще сохраняет, наподобие курфюршеского сана, свой титул имперского местечка, оставляя в силе свой прежний запрет ввоза идей и вывоза известий, и продолжает уплачивать Франции свой кровавый десятинный налог так же усердно, как это делает Швейцария, подобная кастеляну Вартбургского замка, постоянно подновляющему на стене неизгладимое пятно, оставленное чернильницей, которую Лютер швырнул в чорта).