Николенька перевёл дух. Таких проникновенных речей он давно уже не произносил. Сергей задумчиво закусил губу.
Воспоминания из будущего
- Ты вспомни, Костик, вся история диктатуры пролетариата держится на диктатуре личности и на диктатуре верхушки по отношению к тому же пролетариату, - наставительно вещал Герман, расхаживая по кабинету.
Костя удобно устроился в кресле возле окна, в которое робко пока ещё заглядывало весеннее солнце и лениво потягивал португальский портвейн, великодушно предложенный хозяином.
- Принцип этот «бей своих, чтоб чужие боялись» существует с незапамятных времён, - продолжал Герман. – Только не все умеют этим пользоваться. У нас он благополучно прижился с тысяча девятьсот восемнадцатого года и вкупе с некоторыми другими законами общежития составил основу социалистического строя. Вспомни, что случилось шестого июля в этом же году?
Костя неопределённо пожал плечами: в данный момент его больше интересовал портвейн, а не политические интриги. Но для Германа это была излюбленная тема, поэтому он продолжал всё с тем же светским великодержавным пафосом:
- В этот день эсер Блюмкин убил графа Мирбаха, что позволило большевикам ответить террором на террор. И мало кто знает, что Блюмкин работал по заданию большевистской ячейки, известной потом под гламурной вывеской «Чрезвычайная комиссия». Уловил?
- Чистой воды провокация.
- Не совсем так, - возразил Герман. – Просто самая великолепная и классическая диверсия реализуется исключительно руками врага. Вся история противостояния империализму основана на таких вот ситуациях.
- А Каплан? – хмыкнул Костя.
- Что Каплан?
- Самая классическая диверсия реализуется руками врага, - повторил Костя.
Герман внимательно посмотрел на своего собеседника и хмыкнул:
- Дошло с полуслова. Молодец. Но к делу. Именно сейчас нам нужны несколько политических убийств. На тебя ложится устранение хотя бы одного священнослужителя на Православную Пасху. Это отвлечёт народ от предстоящего референдума, который должен состояться 25 апреля. И такое убийство не только встряхнёт страну, а даст возможность убирать с дороги не только надоевших демократов, но и всех остальных.
- Такое легче сказать, чем сделать, - задумчиво промолвил Константин. – Я думаю, что демократам подобные уловки известны не хуже вашего.
- Согласен. Но заметь, я говорю тебе это не для красного словца. Все высказанные мной сентенции пригодятся тебе, милый, хотя бы для того, чтобы не сесть в лужу.
- В какую?
- Если ты, не дай Бог, попадёшься, - стальной взгляд Германа заставил Костю встряхнутся от пробежавших по спине мурашек, - то должен разбиться, а доказать всем и самому себе свою полную психическую неполноценность. Во-вторых, принадлежность к партии демократов. А уж мы о тебе позаботимся.
Шаг влево, шаг вправо…
Козельск одной стороной выходил к самому лесу так, что крайние дома находились практически в лесу. Лохматые сосны заглядывали в окна, а неприютные ветреные ночи пели соседям, дремавшим в тёплых квартирах, колыбельные песни. Костя шагал к центру городка, никого не встретив на улице, имитируя спокойствие и безразличие. Ему надо было добраться до старой церкви, которая давно уже была превращена в хлебозавод. На все просьбы Московской патриархии вернуть храм верующим у местного начальства был один ответ, дескать, хватит вам и монастыря, а для завода в настоящий момент нет подходящего помещения. Кто народ кормить будет: патриархия? монастырь?
- Первый, первый, объект в двух кварталах от хлебозавода.
- Нейтрализуйте хозяйку дома.
- Есть.
Дом, где жила подружка Кости, находился как раз по соседству с подворьем церкви, то есть хлебозавода, и вкусные запахи горячего хлеба постоянно присутствовали внутри дома, в объятиях этой женщины, в словах и даже в поцелуях.
- Первый, первый, объект пересёк улицу. Идёт по левой стороне.
- Понял. Брать, как приказано.
Действительно что-то неладное творится в городе. Как вымерли все. На улице, не считая двух древних старух, греющихся на лавочке под солнцем, не было никого. Неясное тревожное чувство шевельнулось в душе, но Костя поспешил прогнать неудобоваримые мысли.
Вот и калитка с аляповатой ромашкой, намалёванной на почтовом ящике. Дёрнув щеколду, Костя ввалился во двор, но не успел прикрыть за собой дверь, как на голову ему обрушился сокрушительный удар, который непременно вырубил бы его, если бы не долгие зимние тренировки с Алексеем Александровичем, где наш герой обучился в одно мгновенье перегруппировывать психическую и физическую нагрузку на различных участках тела. Отлетев к стенке сарая, Костя пытался оценить ситуацию.