Виктория Токарева
Зигзаг
* * *
Младший научный сотрудник Ирина Дубровская вернулась домой со свидания и, не раздеваясь, как была в шубе и сапогах, Прошла в комнату, остановилась возле окна и стала плакать.
На лестнице за дверью шёл нескончаемый ремонт. Домоуправление решило навести порядок: побелить и покрасить. Лестничные марши были густо засыпаны белилами, заляпаны зеленой краской, и казалось — так будет вечно и уже никогда не будет по-другому.
В доме напротив светились редкие окна — всего четыре окна на весь дом. Люди спали в это время суток, а Ирина стояла плакала в обнимку со своим несчастьем. И некому было подойти, оттолкнуть это несчастье, а самому стать на его место. Не было такого человека. Не было и, как казалось, никогда не будет, и не надо. И вообще ничего не надо, потому что её жизнь — это сплошной нескончаемый ремонт, где одно ломается, другое строится, а потом после всего выясняется: то, что сломано, не надо было ломать. А то, что выстроено, не надо было строить.
Ирина увидела себя как бы со стороны — одинокую и плачущую, и ей стало жаль себя вдвойне: изнутри и со стороны. Она зарыдала в меховой рукав, чтобы не разбудить соседей за стеной, и в это время раздался телефонный звонок. Ирина сняла трубку и задержала дыхание.
— Я слушаю вас…
— Это Игорь Николаевич? — спросил далёкий мужской голос.
— Вы ошиблись.
Ирина бросила трубку и собралась дальше праздновать своё несчастье, но телефон зазвонил опять.
— Это Игорь Николаевич? — пять спросил мужской голос.
— Ну неужели непонятно, что я не Игорь Николаевич?
— раздражённо спросила Ирина. — У меня что, голос как у Игоря Николаевича?
— А что вы сердитесь? — удивился незнакомец.
— А что вы все время звоните?
— Я вас разбудил?
— Нет. Я не сплю.
— Вы простужены?
— С чего вы взяли?
— У вас такой голос, будто у вас насморк.
— Нет у меня насморка.
— А почему у вас такой голос?
— Я плачу.
— А хотите, я сейчас к вам приеду?
— Хочу, — сказала Ирина. — А вы кто?
— Вы меня не знаете, и моё имя вам ничего не скажет.
Ваш адрес…
— Фестивальная улица, дом семь дробь девять, квартира одиннадцать.
— Легко запомнить. Нечётные числа.
— А вы где? — спросила Ирина.
— Сейчас стою на улице Горького, а по ней идут танки.
И в каждом танке сидит танкист в шлеме. Слышите?
Ирина прислушалась — в отдаленье действительно грохотало, будто шли большие манёвры. Москва готовилась к параду.
Он появился через двадцать минут. Ирина посмотрела на него и обрадовалась, что он именно такой, а не другой.
Другой, даже более красивый, понравился бы ей меньше.
У него были очки, увеличивающие глаза. Эти преувеличенные глаза делали его лицо прекрасно-странным. Он посмотрел на неё, сидящую в пальто, как на вокзале.
И сделал заключение:
— Вам не надо здесь оставаться. Вам надо переменить обстановку. Пойдёмте со мной.
Ирина встала и пошла за ним. Куда? Зачем?
На улице он остановил такси и привёз её в аэропорт.
В аэропорту он купил билеты, потом завёл её в самолёт и вывел из самолёта в городе Риге.
Было четыре часа утра, и они поехали в гостиницу.
Оставшись в номере, Ирина подошла к окну. За окном занимался серый рассвет, ощущалось присутствие моря.
А может быть, ничего и не ощущалось, просто Ирина знала, что море близко и это должно как-то проявляться.
И климат должен быть континентальный. И серый рассвет — тоже умеренно континентальный.
Ирина стояла и ждала. Его неожиданный звонок в ночи и это неожиданное путешествие она восприняла как талантливое начало мужского интереса. А там, где есть начало, должно быть продолжение, и если следовать по данной логической схеме, то через несколько минут Он должен постучать в её дверь, осторожно и вкрадчиво. Но то ли логическая схема была неверна, то ли не было мужского интереса — в дверь никто не стучал. Ирина подождала ещё немного, не понимая, как к этому отнестись. Потом решила никак не относиться, не заниматься самоанализом, свойственным русскому интеллигенту, а просто разделась и легла спать.
Трамвай лязгал так, будто били в пожарный колокол.
Но Ирина спала крепко и счастливо и улыбалась во сне.
Утром Он позвонил ей по телефону и предложил позавтракать в буфете. Они ели пирожки с копчёностями, взбитые сливки и удивлялись: почему эти блюда делают только в Прибалтике? До каждого блюда, как до каждого открытия, трудно догадаться, дойти своим умом. Но если кто-то уже догадался до пирожков с копчёностями, то почему не подхватить это начинание. Однако взбитые сливки только в Прибалтике. Лобио — на Кавказе. Спагетти — только в Италии. Луковый суп — только во Франции.
А борщ — только в России.
После завтрака они сели на электричку и поехали в Дзинтари. На Рижское взморье.
Сначала они пошли в «детский городок» и стали предаваться детским развлечениям. Качаться на качелях.
Съезжать с деревянной горки на напряжённых ногах. Это было весело и страшно, и она визжала от веселья и от страха. Потом стали подтягиваться на брусьях. Ирина не могла преодолеть собственной тяжести, висела на руках, как куль с мукой. Он пытался приподнять её, обхватив за колени, но она только хохотала навзрыд и в конце концов изнемогла от смеха.
Отправились гулять по побережью. Море не замёрзло.
На берег набегали серые волны с белыми барашками. Воздух был пронизан йодом. Возле самой воды песок обнажился, и маленькие круглые розовые раковины лежали целыми отмелями. Хотелось наступить на них ногой, чтобы хрустнули. И она действительно наступила. И они действительно хрустнули. И вдруг показалось, что так когда-то уже было в её жизни. Но когда? Где? Может быть, в самом раннем детстве? А может быть, ещё раньше, до детства. Её дальний предок в виде звероящера вышел из моря и увидел отмели из раковин. Он увидел, а она узнала…