========== - 10 - ==========
Пока в иных умах возникали мысли и строились планы по поводу изменения линии жизни или количества и качества событий в ней, пока Шарлотта мечтала, а перс надеялся — Эрик варился в котле собственных переживаний.
Миновало много дней с того момента, как Кристина ушла, а мысли Эрика с завидным упорством возвращались к ней. Он думал о ней утром, помнил вечером, призывал во сне — и каждый раз образ Кристины представлялся мысленному взору всё более блеклым и размытым. Эрик пытался напитать его красками, которые дарили чувства, но любовь требует участия двоих, а потому все краски тут же выцветали, не успев зацепиться за холст мечтаний.
Она уходила всё дальше в прошлое. Ему казалось — это оттого, что он мало её любит. Эрик винил себя в недостаточной, как ему казалось, преданности. Если бы он мог представить её гневной, негодующей или обвиняющей, было бы проще расстаться — не забыть, но отпустить — тем более, что себя он считал недостойным Кристины, хотя изо всех сил хотел быть с нею рядом и оставаться у её ног даже если она и не обратит на него свой взор или скользнёт равнодушным взглядом и отвернётся. Но в тот ужасный вечер она подарила свою нежность, несмотря на страх, и тем привязала к себе его мысли. Он помнил о ней, всё так же боготворил, и тяжкое чувство вины не покидало его ни днём, ни ночью. Эрик был неопытен — движения сердца ошеломляли и обескураживали, душевные терзания казались единственно возможным способом доказать ей и самому себе глубину и силу чувства. Он был готов расстелиться ковром у её ног не потому, что это действительно было нужно, а потому что об ином способе не знал и не представлял, что отношение может выражаться иначе.
Кристина была очень молода. Юным представало не только её тело, нежным и неопытным было и её сердце. Если бы рядом с ней присутствовал близкий человек, который мог бы пояснить, что кроется за теми или иными словами и поступками, возможно, она сумела бы разглядеть в Эрике того, кто предназначен только ей и выстроить линию поведения, или напротив — осознать невозможность такого союза и вовремя остановиться пока не случилось непоправимого. Для этого нужна была душевная мудрость и силы, но мадам Валериус была слишком благодушна, очень доверчива и не менее наивна, чем сама Кристина, а потому не сумела стать надёжным проводником на пути для юного сердца. Она не удержала от чрезмерной привязанности, когда это следовало сделать, и ничего не могла посоветовать, когда катастрофа случилась. Кристина, сердце и мысли которой полнились воспоминаниями о нежной привязанности отца, испытывая непреодолимую потребность в старшем друге и наставнике, совершенно не подозревала, что может вырасти из такой дружбы. Не то, чтобы она так уж верила в Ангела, спустившегося с небес, скорее она не хотела думать иначе. Это тоже была наивность, но наивность, которая привела к тяжёлым последствиям. Эрик не винил её, скорее обвинял себя в том, что слишком приблизился к юной девушке, позволил себе полюбить тогда, когда никакой надежды на взаимность не было. Он не верил в счастливое воплощение надежд, потому и поступки его были неверными.
Едва осознав, в чём состояло его отличие от других людей, Эрик замкнулся в себе и сумел направить свои мысли в иную сторону. В то время, когда юноши его возраста знакомились с девушками и переживали счастливые или несчастные романы — он работал, отделив себя от окружающего мира почти непроницаемой стеной. Талант заставлял держать себя в форме, обида не позволила опуститься и растерять то, что ему было дано от рождения. Лишённый того, что было у других, Эрик решил развивать то, что имел. Сбежав из дома, где его боялись, он прибился сначала к цыганскому табору, где жёсткие условия научили его терпению и выдержке — хлыст и подзатыльники быстро отучили от несвоевременных истерик и эгоистичных выходок. Бродячий цирк довершил образование: ранимое и впечатлительное сердце спряталось за холодную отстранённость и эгоизм — иначе невозможно было выжить. Смертельный холод медленно опускался из головы в недра души. Он нёс с собой бесчувственность. Бесчувственность, которая с лёгкостью заменяет собой отчаяние изнемогающего сердца. Сердце, однако, не утратило отзывчивости и это стало центром противоречивой натуры Эрика. Здесь начинались все его метания, сомнения и порывы. «Я ненавидел всех за жестокость, небо — за то, что, как я думал, оно покинуло меня, себя — за то, что ничего не мог поделать с собой и своей внешностью», — слова произвели на слушателей впечатление потому, что были правдивы. Правда состояла так же и в том, что Эрик не мог не откликаться на нежное участие, ласковую улыбку или просьбы о помощи.
У него был талант и ум. Благодаря одиночеству и интуиции он сумел оценить их. Это был дар судьбы взамен внешности, которой не было. Гонимый и презираемый, мальчик мог упасть на самое дно и остаться там, и превратиться в бесформенное ничто, как происходило со многими, но с ним этого не случилось. Эрик сумел выбраться. Тогда чем же были его уродство и его гений? Даром или проклятием? Он и сам, пожалуй, не смог бы ответить на этот вопрос. И становится понятной глубоко скрытая вера в провидение, в руку судьбы, которая и бьёт, и ломает, но может и подстелить соломку там, где меньше всего ждёшь.
Рано почувствовав вкус и прелесть мистификаций, Эрик использовал свой ум для того, чтобы развить и эту способность до совершенства. Он придумал и воплотил удивительные вещи ещё до того, как познакомился с теоретической частью творения иллюзий. Ему повезло: первое своё здание в качестве архитектора он построил, не попросив взамен ни единой монеты, но вложил в него весь свой талант и ум. И слава покатилась. Дальше было проще…
Кристина появилась в тот самый момент, когда ему уже не нужно было бежать и прятаться. Хотя он и не был принят в обществе себе подобных, но отлично научился обходиться без оного, научился извлекать пользу из своего положения изгоя и мистификатора. Сколь важно для человека, чтобы случившаяся с ним перемена произошла вовремя? Как уже говорилось раньше — Эрик был готов впустить любовь в своё сердце. Не имея опыта романтических отношений, он фактически не знал, какой должна быть девушка, которая покорит его сердце, не искал какой-то конкретный образ, а ожидал вообще чего-нибудь, потому что пришло время. В случае Эрика время несколько запоздало, но ничто и никогда не помешало бы ему явиться всё равно.
Кристина явилась и представилась воплощением грёз. Холодный доселе разум испытал эмоциональный шок, перед которым оказался слаб, сердце — зачерствевшее лишь снаружи — расширилось, и огонь чувства слизнул ледяную корочку. Любовь, одержав быструю победу над почти холодным и почти отстранённым разумом, лишила его возможности сопротивляться и со временем превратилась в одержимость. Они не могли быть вместе потому, что любовная одержимость делала Эрика упрямым, жестоким и эгоистичным, а Кристина, конечно же, была слаба, но всё же не настолько, чтобы легко покориться деспотии возлюбленного. Обоюдная любовь должна была изменить обоих, но не изменила, возможно, потому, что ее, по сути, не было. Виновато ли в том отсутствие времени на развитие чувств или желания обоих, теперь было уже не важно. Сейчас Эрик хотел успокоиться, но никак не мог. И это тоже была одержимость, но теперь одержимость образом.
Бедная Шарлотта! Если бы только она могла знать, какое осиное гнездо встретит и, повинуясь извечному женскому любопытству и желаниям, захочет разворошить, она ни за что не остановилась бы на отдых у театральной решётки на улице Скриба.
***
Шарль выздоравливал медленно. Силы не спешили возвращаться, словно надеялись, что он сам откажется от них. Но ребёнок упорно цеплялся за жизнь и жизнь, наконец, сдалась. Бледные щёчки так и оставались бледными, но жар больше не мучил страшными неуправляемыми приступами. Он много спал, посапывая едва слышно, не обращая внимания на шум вокруг, а когда не спал, то лежал тихо, не шевелясь, глядя в потолок. Но когда он видел, что на него никто не смотрит, золотистые глаза его внимательно изучали всё, что находилось в комнате, и всех, кого замечали рядом с постелью.