— Его… — больше Амина не могла произнести ни слова. Она упала на стул, пытаясь отдышаться.
— А — его, — уточнила Мари и закусила белоснежными зубками нитку в конце шва. Живые и блестящие тёмные глаза ничуть не изменившиеся с тех пор, как мы имели удовольствие описать их на этих страницах, с любопытством оглядывали Амину, а руки продолжали трудиться над шитьём. — И как его зовут? — поинтересовалась она.
— Эрик, — выдохнула Амина и тут же сама себя поправила, — мсье Эрик.
— О! — Мари многозначительно посмотрела на неё и улыбнулась. — Он — аристократ. Ну что ж, поздравляю, теперь ты можешь его очаровать, наконец.
— Что ты такое говоришь, Мари, — возмутилась Амина и, выдавая свои тайные мечты, робко добавила — он и не помнит меня совсем.
— Почему ты так решила?
— Он не узнал меня, я уверена.
Мари звонко рассмеялась. Хорошенькое личико разрумянилось от удовольствия и в глубине её глаз, словно золотые рыбки, заплясали смешинки:
— Тем лучше, — пропела она, — тем лучше! Ты можешь начать всё с начала. Чего ты боишься, глупая? У него что — необычные вкусы?
— Что ты такое говоришь, дурочка! — повторила Амина и кинула в подругу подвернувшийся клубочек шерсти.
Мари ловко увернулась и, отложив работу, вскочила, подбежала и обняла её за плечи:
— Не сердись, красотка! Не хмурься, это тебе не идёт! Ну что? Каков он? Красив, высок? Ну, скажи же что-нибудь, — затормошила она подругу.
— Не знаю, — растерялась Амина.
Она встала, сняла шерстяную накидку и капор, прошла к печке, чтобы согреть руки — на улице было холодно, а перчаток у девушки никогда не было. Нахмурилась, недоумевая, почему теперь не может вспомнить внешность человека так сильно поразившего в своё время юное воображение, что она помнила о нём целых три года.
— Это очень странно, Мари. Сегодня я была рядом с ним около получаса, пока пришла мадам. Я видела его также, как тебя. Он был совсем близко. Если бы я осмелилась, я бы могла коснуться его руки. Мы вместе занимались с детьми. Нет, не так, — задумчиво поправилась она, — занимался всё же он, а я просто находилась рядом. Но я совершенно не помню, как он выглядит. Я знаю, что он очень высок — он словно нависает над всем. О, Мари, он так мягко говорил с Шарлем! Его голос был так нежен, что я едва не заплакала. Я, правда, часто готова плакать — не смотри на меня так, я сама это знаю. Но, — она на секунду прервалась и стиснула руки, — Мари, у него удивительный, волшебный голос!
Амина говорила сбивчиво, перепрыгивая с описания на описание, желая как можно точнее выразить свои ощущения и не находя слов для этого. Эмоции и восхищение распирали её изнутри. Первая любовь, неожиданно получившая подпитку в виде внезапной встречи и хлынувших бурным потоком надежд долгое время жестоко подавлявшихся разумом, сбивала с толку, заставляя мечтать и строить воздушные замки там, где, возможно, и намёка не было ни на что. Но юное сердце, ведомое первым нетронутым чувством, не могло не верить. Она была уверена, что испытав, пусть неожиданно и мимолётно, чувство абсолютного доверия к человеку, прикоснувшемуся к ней однажды, сумела тогда же передать свою радость и ему. И именно этим была вызвана та особенная нежность, которую услышала Амина в голосе и словах, обращённых к ней. Амина верила в это до сих пор, возможно потому, что никаких иных источников веры в её короткой и несчастливой жизни не было. Она убежала тогда, испугавшись, но убежала недалеко. Пугливая дичь настороженно наблюдала из-под густых ветвей парковых деревьев за охотником, который – она и надеялась, и боялась этого — даже не подозревал, что стал охотником и объектом пристального внимания.
— Он носит маску! — внезапно вспомнив, воскликнула Амина.
— Маску? Не снимая? — беспокойство облачком промелькнуло на лице Мари.
— При мне — нет.
— Это плохо, — закусив губу, Мари тревожно смотрела на радостную подругу.
— Почему? — опасения Мари тут же отразилось на лице Амины, и радость её, как ветром сдуло.
— Хорошие люди лица не скрывают, — убеждённо заметила гризетка. — А ты заговаривала с хозяйкой о её госте?
— Мадам, кажется, была чем-то недовольна, возможно, ей не понравилось, что мы играли и веселились вместе. У неё было такое сердитое лицо! Она попросила мсье Эрика принять шляпу и шаль, я подумала, что удобнее это будет сделать мне и подошла прежде, чем он поднялся на ноги — мы вместе с детьми сидели на полу — и мадам окинула меня таким холодным и сердитым взглядом! И процедила сквозь зубы, что просьба её касается не меня, а господина Эрика. Знаешь, Мари, нам всем четверым было так хорошо, когда мы сидели на полу и рисовали красками. И Шарль, и Лиза были так довольны! Они смеялись и шалили, даже Шарль! Когда вошла мадам Шарлотта, мы не сразу заметили её, возможно, она поэтому так рассердилась. После её прихода настроение уже не было прежним. Хозяйка вскоре попросила меня уложить детей спать, поскольку я всё равно была на месте, а она, по её словам, очень устала. Позже, когда освободилась, я зашла в гостиную, чтобы попрощаться. Мадам так весело щебетала, но гость её, по-моему, был чем-то недоволен. Нет, Мари, он не может быть плохим человеком! Шарль так привязан к нему — это очевидно. Этот ребёнок никого к себе не подпускает, даже матери с ним сложно…
Мари покачала головой, но настаивать не стала. Амина была так счастлива, не хотелось омрачать эту радость подозрениями. Если для них и есть основания, то поговорить об этом можно будет завтра. Кроме подозрений было ещё одно, о чём Амине следовало знать: сегодня утром из своего окна Мари видела Марселя. Он отирался неподалёку от дома, на другой стороне улицы. Возможно, он оказался здесь случайно. Однако, практичная и рассудительная гризетка мало верила в совпадения. Появление ненавистного братца её подруги вблизи их жилища могло означать одно — спокойной жизни длиною в два месяца пришёл конец.
***
Как планеты, вращаясь по своим орбитам, раз во много лет выстраиваются в линию, являя восхищённому взору торжественный и величественный парад, и вновь разбегаются, следуя своей скорости, своему предназначению и своим орбитам, так и два человека, внезапно встретившись, решив, что встреча эта всего лишь мгновение, которому не дано длиться дольше, собирались разбежаться, испугавшись чувств своих. Но судьба распорядилась иначе.
Две недели спустя Амина вновь была вынуждена задержаться. Эрика она больше ни разу не видела. Наконец, все, ради чего она оставалась было сделано, дети уложены, и Шарлотта её отпустила. Девушке казалось, что хозяйка стала более высокомерна, чем раньше. Она удивлялась, поскольку не могла объяснить себе такой перемены.
Амина спустилась по лестнице, миновала тёмный двор и вышла на пустынную, тускло освещённую газовыми фонарями улицу. Она едва прошла угол дома, как в подворотне напротив, через улицу, заметила какое-то шевеление. Она ускорила шаг, опасаясь неприятной встречи, и уже почти миновала опасный неосвещённый участок, когда непонятный звук похожий на сдавленный хрип, снова заставил её обернуться и присмотреться внимательно к клубившейся в глубине ворот темноте. Она помедлила, собираясь с духом и решая, не убежать ли. Из ворот не доносилось больше ни звука, но там определёно кто-то был. Амина повернулась и сделала шаг, другой по своему пути. Обострённый испугом слух её уловил вздох то ли боли, то ли облегчения. И она, стараясь не прислушиваться к здравому смыслу, кричавшему ей в оба уха, чтобы она скорее убиралась отсюда, решительно повернулась и шагнула в сторону, откуда донёсся подозрительный шум. Высокую фигуру, прислонившуюся к резной створе ворот, Амина узнала моментально. Он стоял, странно согнувшись, словно что-то пытался разглядеть на земле, поэтому она осмелилась подойти ближе и спросить:
— Вам нужна помощь? — робкий голос прозвучал неожиданно громко в тишине улицы.
— Нет, — глухо и спокойно ответил Эрик. — Уже поздно, идите домой.
Последние слова его закончились звуком очень похожим на сдавленный вздох и Амина, несмотря на страх, решилась спросить ещё раз:
— Я могу помочь вам?
— Убирайся, — неожиданно рявкнул Эрик. — Ну, брысь!
Амина отшатнулась. Он попытался выпрямиться, но вдруг рухнул ничком и сшиб её с ног. Тяжёлые кованые ворота противно заскрипели.