И такую встречу удалось организовать! Радость была безграничная, и мы разошлись, как во сне. Вот только я простудился, и мне пришлось провести две недели в постели на набережной Мойки, в доме № 63. Это был дом, где жила раньше моя подруга детства, учившая меня кататься на коньках. Я учился с её братом в одном классе. Нас двоих искали друзья в течение нескольких лет после войны. Вот я объявился, а моего друга Гавдзинского все нет и нет! Его сестра (это была её квартира) жила на квартире мужа и любезно предоставила мне возможность жить в квартире на Мойке во время моих посещений Петербурга. Я ей очень благодарен за это, вот жаль только, что расстались мы с ней не совсем по-приятельски! Но это уже совсем другая история.
В середине июня поехал я в Германию через Прагу. В моем купе ехали в Будапешт три миловидные женщины. Перед переездом границы меня попросили выйти из купе минут на десять. Когда меня впустили опять, я ужаснулся переменой внешности моих попутчиц. Они страшно растолстели и стали неповоротливыми. Что сделалось с тремя очень стройными фигурками? Потом, после таможенной проверки, мне пришлось выходить из купе опять. Через несколько минут я заглянул в купе, и мне чуть не стало плохо — я не верил своим глазам. Все три были опять очень стройными и юркими. Женщины мне объяснили следующее. Одна из них была врач-гинеколог, две другие женщины — её ассистенты по клинике. Каждый второй месяц ездили они вместе в Будапешт и продавали там то, что там можно было выгодно продать. Кожаные куртки из Турции, часы советского производства, майки, рубахи и носки из Китая и т. п. охотно покупались венграми. И хотя женщинам приходилось терпеть обиды и оскорбления от прежних «друзей», одна такая поездка приносила им доход, равный их двухмесячной зарплате в клинике. Так как таможенному досмотру на границе подвергались только сумки и чемоданы, и таможенники не проверяли, как они одеты, то за полчаса до проверки они натягивали всё, что было можно, на себя, чтобы таким образом избегнуть уплаты полагающейся пошлины. Женщины очень удивились, узнав, что у меня нет ничего для сокрытия от пограничников. Пришлось мне признаться, что я австралиец и мне нет нужды подрабатывать таким способом.
До Праги доехал я, будучи единственным пассажиром в вагоне. Выйдя на платформу для пересадки в другой поезд, идущий в Нюрнберг, я попал на глаза пройдохе-носильщику, уверявшему меня, что следующий поезд пойдет только завтра и мне нужно, с его помощью, оставить вещи на вокзале и зарегистрироваться в отеле. Он заломил какую-то сумму в кронах, сказав при этом, что будет дешевле, если я заплачу немецкими марками. За перевоз моего чемодана с платформы в зал ожидания «всего» 50 марок!
Догадавшись, что он меня «объегоривает», я снял чемодан с тележки, дал ему 20 крон и пошёл обедать в ресторан при вокзале. За 17 крон я хорошо поел и запил еду литром пива. По вокзальному радио объявили о поезде на Нюрнберг, и мне удалось без опоздания поспеть на него. И к вечеру я уже был в Нюрнберге.
От одних друзей к другим шёл мой путь, по которому собирал я всё, что могло бы пригодиться в России. Пересылать или перевозить компьютеры, одежду, медицинские препараты и другое было нельзя без машины. Ещё в Мюнхене я прикинул, что будет дешевле купить подержанный автомобиль, чем нанимать машину в каждом городе. Так я и сделал. Нагрузив мой «Пежо» до отказа, мне удалось погрузиться на «Анну Каренину» (паром до Санкт-Петербурга) и отдохнуть пару дней в чистой каюте. По прибытии в гавань произошла долгая задержка. Так много спекулянтов, прибывших с «Мерседесами», наполненными всяким барахлом для перепродажи, протиснулись вперед меня для проверки в таможне, что я уже был готов ночевать на пристани. Но вдруг кто-то из них не мог завести свою машину, и я, обнаглев до уровня местных пройдох, втиснулся прямо в ворота таможни и, заговорив по-английски, прошёл через досмотр на правах «гуманитарной помощи».
Бедные Эмма и Заур, супруга и сын доктора Алексеева, ожидали меня уже несколько часов. Машину разгрузили по известному адресу на набережной Мойки, затем отогнали в гараж знакомых Алексеевых.
Дальше — больше. Меня пригласили в Бузулук, Омск, Москву и Киев. Побывал я и в Казахстане — в гостях у пожилой русской пары.
В Омске познакомился с коневодством и пчеловодством, в Москве и Киеве подредактировал свои мемуары 1941–1945 годов. Вернувшись в Петербург, познакомился с очень милой парой — Леонидом и Наташей Ерёмиными, оказавшими мне огромную помощь с изданием моих мемуаров. На эту книгу, кстати, уже будучи в Австралии, я получил благожелательный отклик Александра Солженицына.
Отзыв А. И. Солженицына на книгу моих воспоминаний
В 1998 году перед самым отлётом в Россию мне защемило нерв позвоночника. Пришлось ходить по Петербургу на костылях
Встретившись ещё раз с моими школьными друзьями, я начал упаковывать свой чемодан и улетел в Австралию только за несколько дней до Октябрьских событий.
Как во сне разбирался я в ворохе газет, книг, подарков и в своих записях, привезённых из России. Каждое утро я смотрел по телевизору репортажи о происходящих в Москве и Петербурге столкновениях и молил судьбу, чтобы моя несчастная Родина избежала бы гражданской войны. Кажется, молитвы мои были услышаны. Я пришёл в себя и начал готовиться к приёму гостей из России.
Но не повезло с поездкой моим гостям. Сперва не дали визу Зауру, потом, несмотря на мои протесты в Посольство Австралии в Москве, семье Рыгасовых. Просто чёрт знает что!
Выслав третье приглашение моим друзьям в Санкт-Петербург, я обратился за помощью знакомого члена парламента и отправил его письмо-поручительство прямо в австралийское посольство в Москве. Это, кажется, помогло сдвинуть дело с мёртвой точки.
Сегодня 8 августа 1994 года, когда я пишу эти стоки, я готовлюсь к так долго ожидаемой встрече. Через две недели, если все пойдет своим чередом, я буду стоять в зале ожидания Международного аэродрома города Сиднея и выискивать в толпе пассажиров знакомые лица друзей.
Ах, как хотелось бы пригласить всех вас, мои дорогие друзья, и принять как долгожданных гостей здесь, в Австралии! Но как это сделать? Вы так далеко от нас! Сейчас, принимая во внимание мой возраст и превратности судьбы, я не имею никаких конкретных планов на будущее. Живу, как говорят, сегодняшним днём и каждое утро благодарю судьбу за то, что опять вижу наше голубое небо, мою семью и всё ещё здоров.
Мой дорогой «ДЕСЯТЫЙ-ПЕРВЫЙ» (или что от него осталось), для ТЕБЯ я написал эти воспоминания.
Я благодарю свою судьбу и австралийский народ, принявший меня и давший мне возможность проявить мои способности, стать равноправным членом нашего общества!
Передо мной висит фотография нашего класса, выпуск 1939 года. Кажется, она принадлежала Иосифу Привальскому, который, как мне сказали, до самой своей смерти был уверен, что я ещё жив.
Память о выпуске 1939 г. школы № 1 г. Ленинграда
Странно, но о нём я тоже очень часто вспоминал и рассказывал своей жене и детям. Я дружил с Иоськой в школьные годы… Может быть, существует какая-то необъяснимая телепатическая связь между людьми с «одинаковой длиной мозговых волн»?