– Мало ли, подсоединили… Ты в этом что-нибудь понимаешь? Я тоже. А если нашли твой адрес, значит, ты им нужен. Какая у тебя специальность?
– Э-э… По диплому – сорок слов. Короче, я эксперт по перистым облакам.
– Облака? А при чем тут перья?
– Вот видишь. Кому я нужен? То есть так, чтобы искать, резать кабели и нарываться на неприятности. Возьму да свяжусь с полицией, тогда поглядим, у кого допуск отсутствует, а у кого присутствует.
– Правильно, Егор, свяжись, – поддержала Маришка. – Не с полицией, конечно, а с фирмой, или что у них там. Неужели не любопытно?
– Любопытство – черта сугубо женская. А мне все это не нравится. Это называется вторжением в частную жизнь.
– Какой же ты скучный, – разочарованно произнесла Маришка, и Егор, бросив ложечку в блюдце, схватил пульт.
Он вызвал буфер и, просмотрев сегодняшние послания, убедился, что все они пришли из одного места. Затем откинул на пульте буквенную панель и решительно набрал адрес – нечто длинное и абсолютно бессмысленное.
– Слушаю вас, – сказала молодая женщина, до того похожая на Маришку, что Егор невольно обернулся.
– Это я вас слушаю. – Он проверил, включена ли телекамера, и демонстративно уселся на диван. – Ну?.. Вот, я к вам обратился. Вы довольны? Что дальше?
Женщина на экране похлопала ресницами и покосилась куда-то влево.
– Назовите себя, – попросила она.
– Не валяйте дурака. Вы знаете, кто я.
– Хорошо. Мне придется обратиться к вашему мажордому. Он должен подтвердить, что хозяин квартиры – вы.
– Надо же, какие строгости, – обронила Маришка. – Не ломайся, Егор, скажи ей.
– Не. Пусть у Холуя спросит. Сейчас он ей объяснит…
– Сожалею, – сказала женщина. – Ваша модель мажордома не позволяет…
– Да я это, я! Егор Соловьев.
– Спасибо. С вами свяжутся завтра в десять. Будьте, пожалуйста, дома.
Женщина мгновенно исчезла; экран почернел и через секунду выдал сообщение:
БУФЕР ОЧИЩЕН.
– Кто велел? – Крикнул Егор.
Стертой рекламы ему было не жалко, его возмутило то, как вольно с ним обходились.
– Приказ абонента, – ответил Холуй.
– Здесь приказываю я!
– Оставь его, Егор. Возьми моего, не занудствуй. С Холуем к тебе не то, что в сеть, в квартиру влезать будут. А вообще-то, я заинтригована, – призналась Маришка. – Я уверена, это серьезная фирма. Скорей бы утро.
Егор посмотрел на ее ноги в тугих шортах и вдруг осознал, насколько же нелепо он себя ведет. В кои-то веки осмелился пригласить Маришку в гости, и…
– Нет-нет, мне интересно! – Возразила она, будто он сказал это вслух. – Я немного опасалась, что ты начнешь разводить тары-бары… ну, обычная история. Некоторые мужчины воспринимают женщин исключительно как… ты понимаешь.
– Понимаю, – вякнул Егор.
Теперь с ней будет труднее, отметил он. А ведь он тоже не против, чтобы тары-бары и все такое. Не против обычной истории. За этим, собственно, и звал. А зачем еще?
– Покушай, ты совсем не ешь, – сказала Маришка. – Я уже три штуки слопала, а ты ни одного. Ставишь меня в неудобное положение.
Егор хлебнул чаю. Сладкое он любил, но сегодня что-то не тянуло.
– Тебя как маленького кормить? – Спросила она.
Маришка придвинулась и положила ему руку на плечо. Потом взяла с блюда пирожное и, рассмеявшись, покачала головой. Ее лицо оказалось совсем близко.
Егор удивился, когда это они успели настолько сойтись, чтобы так касаться коленками и вот так смотреть друг другу в глаза.
– Понемножку: я – ты, я – ты.
Она поднесла пирожное к его губам – тем краем, откуда откусила сама. Чтобы не портить игру, надо было есть. Егор раскрыл рот, однако от мысли, что бисквит придется глотать, его замутило.
Он мягко отобрал у Маришки пирожное и прижал ее к спинке. Это был первый случай, когда Холуй понял его без слов. Диван разложился, и они откинулись на узкое, кривоватое ложе.
Язык у Маришки оказался сладкий. И зубы тоже.
– Какой ты быстрый, – с притворным укором сказала она. – Всего два года знакомы, и уже целоваться. Пройдет еще лет пять, и ты, чего доброго, расстегнешь мне вот это.
Она перекатилась на живот и показала «молнию» на маленьких шортах. С застежкой Егор справился не сразу, однако это заняло не пять лет. Гораздо меньше.
А язык у Маришки был все-таки сладкий. И вся она была – сладкая…
Проснулся Егор около четырех. Диван был тесным, поэтому они спали обнявшись. А может, и не поэтому. Маришка дышала ровно и спокойно, и в ее дыхании слышался аромат бисквитов.
Егор осторожно выбрался из-под ее руки и, дойдя до туалета, обхватил унитаз. Это длилось не долго – не так долго, как если бы он ел пирожные сам.
В следующий раз угощу ее рыбой, подумал Егор, отплевываясь.
АВГУСТ. 3
«Егор! Я совсем забыла, мне сегодня надо пораньше. Жаль, что не посмотрю твои переговоры с фирмой. Вечером расскажешь.
У дверей стоит Сосед. Не обижай его.
Мне все понравилось».
Письмо было написано не в сети, а на клочке бумаги, приколотом брошью к диванной подушке. Егор повертел в пальцах золотую птичку с рубиновым глазом и бережно положил ее на стол. Затем встал, наугад сделал несколько условно спортивных упражнений и, напевая, отправился умываться. Взглянув в зеркало, он подумал, что жизнь все-таки хороша.
До десяти был еще целый час – он вполне успел бы перекусить, но ему не давала покоя коробка с КИБом. Сбоку на ней был изображен человек с шестью руками, ниже стояло черное и броское: «Мажордом. Версия 245.»
Борясь с желанием достать блок, Егор внимательно рассмотрел картинку – многорукий мужчина был далеко не молод, а кожу фотомодели покрывал удивительно плотный загар, что, конечно, не могло не отразиться на его здоровье.
Шесть рук – это оригинально. Дескать, работящий. Но почему старик? Это такой рекламный ход, решил Егор. Голую бабу любой дурак наклеит, а старика – нет. Молодцы, зацепили.
Егор извлек из упаковки нечто в защитной оболочке. Расковыряв пенопластовую скорлупу, он добрался до матовой поверхности.
С виду двести сорок пятый квазиинтеллект-блок ничем не отличался, скажем, от двести сорокового или от того старья, что было установлено в его квартире. Все КИ-блоки выпускались полностью совместимыми, отсюда и одинаковая форма, но в этом, умном и быстром, чувствовалось какое-то внутреннее содержание, какая-то иная энергия – не та, что исходила от Холуя.
На замену КИБа Егор потратил не более минуты: сдвинул в сторону маленький коврик, откинул на полу квадратный люк и, вытащив Холуя, вставил на его место новый мажордом. Маришка права – зачем сопротивляться тому, о чем мечтал? Все равно она его не продаст, разве что какому-нибудь старьевщику. Бэушный аппарат никому не нужен.
Называя КИБ бэушным, Егор кривил душой – он, конечно, заметил, что блок новый. Просто Маришка сделала ему дорогой подарок. Спасибо тебе, Маришка.
– Ну что, Холуй? – Глумливо произнес Егор, обращаясь к пыльному корпусу. – Попил ты моей кровушки, хватит уже. Небось, не верил, что расстанемся? Так-то, рухлядь вонючая. Молчишь?
Холуй молчал.
– Вот и молчи.
Егор отнес его к утилизатору, но, постояв перед пустой пастью приемного лотка, засомневался. Неизвестно, как у них с Маришкой сложится в дальнейшем, а не имея работы, мажордом не купишь. Разве что Холуя номер два.
Вернувшись в комнату, он поискал глазами и не придумал ничего лучше, как сунуть блок в стенной шкаф. Там как раз завалялась пустая коробка из-под обуви – Холуй вошел в нее идеально.
– Вот твое место, – объявил Егор. – Здесь у тебя и программа «ночь», и программа «день», и все на свете. Командуй.
Ему не терпелось опробовать новый КИБ и, подсмотрев в письме его имя, Егор сказал:
– Сосед!
– Слушаю, хозяин.
– «Хозяин» не надо. Будешь звать меня Егором.
– Договорились, Егор, – ответил мажордом.