— ФБР?
— Да, они изучают обвинения Брайта против твоего папы.
Фантастические новости. Федералы не интересовались этим делом изначально, потому что все выглядело понятно и безнадежно. Стоить только связать смерть пятнадцати девочек-подростков и внезапно появляются Люди в Черном.
— И что говорят федералы?
Люк усмехается и кладет руки на руль.
— Ничего.
— Ничего? — Почему он выглядит чертовски счастливым, если они ничего не говорят? Это не имеет никакого смысла. Он тянется вперед и берет меня за руку, крепко ее сжимая.
— Сейчас это лучшее, на что мы могли рассчитывать. Это значит, что они всерьез рассматривают вероятность того, что виноват может быть кто-то другой, Эвери. Подумай об этом. Если там был кто-то еще и участвовал в их невинной вечеринке, какого черта они не пришли потом в полицию, почему сбежали? А если этот кто-то был тем, кого похитил твой отец и собирался убить как Адама и всех остальных, почему потом он не заявил в полицию?
— Ну да, они должны были, — сказала я медленно.
— Именно. Поэтому остается предположить, что если там был кто-то еще, они тоже виноваты в происшедшем. Не так-то просто вынудить кого-то выстрелить себе в голову. Твой отец был ранен в горло — полная жесть. Вполне возможно, это оказалось результатом борьбы между ним и нападавшим, который пытался спустить курок.
Голова идет кругом, а слова Люка не проясняют ситуацию.
— Но патологоанатом сказал, что так часто происходит, когда люди стреляют сами в себя. Они колеблются.
— Могло быть и так, конечно. Но представь себе, всего лишь на секунду… что, если это правда? Это могло бы доказать невиновность твоего отца. В убийстве на складе, в убийстве тех девочек. Все может закончиться.
Моя рука дрожит в его руке. Глаза застилает пеленой, я ничего не вижу. И только когда я чувствую на щеке горячую полосу, понимаю, что плачу.
— Я не могу себе этого представить, Люк. Это слишком опасно. Мы понятия не имеем, что на той пленке. Возможно, все это зря.
Из него понемногу улетучивается запал, когда я забираю свою руку.
— Я знаю. Просто я хочу верить в лучший исход событий.
— И по своему опыту работы в полицейском участке можешь сказать, насколько велика вероятность того, что у нас будет лучший исход? — Я не могу смотреть на вещи так же оптимистично, как Люк. Если я поверю в то, что моего отца могут оправдать, и мои надежды не оправдаются — это уничтожит меня.
— Не слишком велика, — уступает Люк. По его лицу проходит тень печали. — Но это не умаляет моего оптимизма. И не меняет мнение о Максе. И знании того, на что он способен или не способен.
И что, черт возьми, он имеет в виду? Мое волнение и смятение как рукой снимает. Он считает, что знает моего отца лучше, чем я? В голове не укладывается.
— Да пошел ты, Люк.
Я цепляюсь за ручку двери в попытке сбежать и оказаться подальше от него. Он наклоняется ближе и накрывает мои руки своими, пресекая попытки. Я стараюсь оттолкнуть его и уйти, но он хватает меня за плечи и усаживает обратно. В его движениях нет грубости, но и вырваться я не могу.
— Выпусти меня!
— Нет.
— Ты не знаешь моего отца лучше меня, Люк! И не можешь обвинять меня в том, что я не верю в него!
— Я этого не говорил, — шипит он с оттенками раздражения в голосе. Я пытаюсь отпихнуть его локтем, но проще гору с места сдвинуть. — Я просто сказал, что никогда не верил в то, что Макс убийца. Только не так. Я знал, что он не мог тронуть тех ребят. Перестань вырываться, Эвери! Проклятье! Просто можешь успокоиться на минуту? Почему между нами всегда разворачиваются какие-то военные действия?!?
Я падаю назад на пассажирское сиденье, целиком и полностью сдавшись. Грудь вздымается, пока я борюсь с рыданиями.
— Знаю, я сказала, что подожду, Люк, но ты должен мне все рассказать. Я никогда не смогу понять, что ты имеешь в виду, если ты не расскажешь мне, почему вы были так близки.
В машине устанавливается напряженная тишина. Приглушенный свет падает в окошко, делая кожу Люка призрачно-бледной. Его глаза, огромные как блюдца, смотрят прямо на меня. Его челюсти сжимаются, и я готова поверить, что он сейчас начнет говорить, но вот Люк отворачивается и смотрит в окно.
— Ты не собираешься ничего рассказывать, так?
— Я не могу. Пока нет.
— Что за хрень, Люк. Ты знаком с каждым скелетом в моем шкафу. А я даже не была в курсе, что ты играешь в группе, пока мы не столкнулись в кампусе.
— То, что я в группе — это, несомненно, великое дело, Эвери.