***
Раздался выстрел. Сашка вздрогнул, а Пашка от неожиданности выронил из рук лопату. Братья переглянулись и, не произнеся ни слова, поспешили зайти в дом.
– Слыхали? – выбежал им навстречу из гостиной дед.
– Стреляли не близко, – развел руками Пашка. – Лес хорошо передает звук, особенно зимой.
– Хм… Но только не сейчас, – призадумался Никник. – Снегопад же, снег на ветках, наоборот, звук глушит. Запросто может быть и рядом. Вы дверь заперли, балбесы?
Пашка побежал за автоматами, а Сашка метнулся к входной двери.
– Тихо! – сказал шепотом, но как можно громче Сашка и поднял левую руку вверх. – Голоса. Слышно плохо… Черт… Кто-то… Двое разговаривают неподалеку.
Парень задвинул самодельный засов, нашарил в кармане ватника ключи от дома, сунул в замочную скважину и провернул на два оборота. Затем взял приставленный к стене еще один засов и вставил враспор дверной ручки и проема.
– Ну чего там? – прибежал Пашка.
– Кто-то есть, – ответил Сашка. – Голос слышно, но ничего не разобрать.
Дед стоял у окна и пытался что-то рассмотреть сквозь щели в досках.
– Не видать, – хлопнул себя ладонью по ноге Никник. – Сбегайте наверх, может, там чего удастся подглядеть. Эх, жаль, у меня пистолет отняли, уж я бы не стал тут прятаться.
Братья переглянулись.
Пашка быстро поднялся на второй этаж и принялся бегать по комнатам от окна к окну. Всматривался между деревьями, стараясь незаметно отодвигать плотные шторы. Ничего подозрительного не обнаружив, парень спустился к брату. Сашка стоял у входной двери и пытался понять, о чём говорят незнакомцы.
Вдруг громкость голосов резко возросла. Кто-то подошел очень близко к дому.
– Катька, смотри, дым из трубы валит, – послышался девичий голос неподалеку. – И снег кто-то чистил, видишь, лопата валяется.
– Тихо ты, Анька, может, это бандиты, – ответил второй тонкий голосок. – Схватят тебя, дуреху, и… утащ… Да шучу я, куда сиганула? Вернись, трусиха. Не водятся в такой глуши грабители. Им тут делать нечего, вот оживленная дорога или близ какого-нибудь убежища – это запросто, чтоб у неопытных бродяжек ресурсы отбирать.
Братья снова переглянулись.
– Девушки? – удивился Сашка. – Откуда они тут?
Голоса были слышны всё ближе и ближе. Сашка приставил ухо к трухлявой от времени фанере, которой была утеплена когда-то дверь. Раздался стук, парень отскочил назад и упал от неожиданности.
***
Серёжа с Машей сидели за столом, пили чай и смотрели на самодельную, сильно коптящую свечу.
– Не пойдет, – грустно произнес молодой человек. – С такой и задохнуться можно.
– Уже глаза начинает резать от дыма, – поддержала мужа девушка. – Надо бы, Борис Валентинович, пересмотреть ваш рецепт варки. Вырубай, Сереж, посидим в темноте.
– Может, вынем одну доску с окна? – спросил парень и потушил двумя пальцами огонек на фитиле из черных ниток, смочив перед этим их слюной. – Все равно же никто не пойдет в такую пургу. Днем тратить свечи глупо. Темнеет рано, светает поздно. Они нам еще ой как пригодятся.
Молодой смотритель не успел договорить, как радиоточка, стоящая у Бориса Валентиновича на столе, громко затрещала:
– Тррр… Кррр… Пшшш…
Борис вскочил с кресла и, покрутив ручку сбоку пластмассовой коробочки, сделал звук потише.
– Внимание, говорит Москва. Передаем важное правительственное сообщение. Граждане и гражданки Советского Союза! – раздалось из динамика. – Кррр… Пшшш… Да шучу я. Никакая это не Москва. Сидорович на связи! Смотритель станции Гыркино, если кто из слушателей не в курсе. Короче, времени у меня мало. Надеюсь, курьер доставил в каждое убежище говорилки. Теперь будем слышаться регулярно. Радиолюбитель один нарисовался и предложил организовать местное радио, черт его за ногу. Кто его знает, может, потом и двустороннюю связь сообразим. Нам, порядочным бары… Кхм… Смотрителям нужно держаться вместе. В эфире буду не я, конечно. Мальчика одного подрядил. Языкастый, не переслушаешь. Всё, конец связи.
Громкоговоритель снова затрещал, после перестал, послышалось легкое шипение и мелодия из балета «Лебединое озеро».
Борис Валентинович сделал громкость на полную, и музыка охватила весь зал ожидания станции Бякино.
Пожилые бродяги вылезли из своего темного угла, сели на лавки за стол и виноватым взглядом посмотрели на Сережу.
– Сейчас каши геркулесовой сварим, – радостно произнес смотритель, желая поднять настроение старикам. – Чего носы воротите? Геркулес надо первым съедать, его хранить больше нельзя, и так горчит уже.
– Да что ты, Серёж, – ответила одна бродяжка. – Нам только за радость. Брюхо набьем – значит, жить будем.