Роджер, кипя злобой, несколько раз перечел это безумное послание. Почему семьдесят два фунта? Сумма явно была взята с потолка — почему они не назвали круглую цифру, скажем семьдесят, вместо того чтобы наносить ему добавочное оскорбление, принимая его за дурака, которого можно поймать на такую грубую уловку и заставить поверить, будто они добросовестно и досконально высчитали стоимость ремонта? Так вот, когда придет время платить, решил Роджер, он выпишет чек на семьдесят один фунт девятнадцать шиллингов одиннадцать пенсов и приложит письмо, в котором уведомит компанию, что стоимость работы и материалов, по его подсчетам, на одно пенни меньше указанной ими суммы, и им предоставляется возможность взыскать это пенни по суду.
Он искал козла отпущения, чтобы выместить на нем свои обиды, но такая детская месть не могла вызволить его из затруднения. Семьдесят два фунта пробьют жестокую брешь в его скромном капитале, на который он рассчитывал просуществовать. В ближайшее время университет должен перевести ему жалованье, но, поскольку там весьма неодобрительно отнеслись к его сумасбродному отъезду, ему пришлось согласиться на довольно нищенские условия оплаты отпуска. Все же на эти деньги он мог бы более или менее сносно дотянуть до пасхи, однако теперь — после вычета семидесяти двух фунтов — это становилось уже невозможным. Горькая усмешка кривила его губы. Итак, Дик Шарп явно одерживал победу. Он еще не выиграл всей кампании, но одно важное сражение закончилось, несомненно, в его пользу.
— Дурные вести? — спросил Гэрет. Повернувшись на сиденье, он наблюдал за Роджером и, казалось, прочел его мысли.
— Да, деньги, — сказал Роджер. — А точнее, отсутствие таковых. С меня взыскивают семьдесят два фунта за этот автомобиль, который помяло, когда я скатился под гору.
Сам он никогда не рассказывал об этом случае Гэрету. Но при тех более простых и более полноценных отношениях, которые теперь сложились между ними, было бы противоестественно делать вид, будто слух об этом происшествии мог не дойти до Гэрета и он ни о чем не подозревает.
Гэрет впился глазами в Роджера. От напряжения взгляд его на мгновение стал незрячим, как у матери.
— Но ведь это произошло не по вашей вине, — сказал он.
— Страховая компания считает, что по моей. Есть две женщины, которые могли бы подтвердить, что колесо отскочило без моего участия, но они отказались засвидетельствовать это.
Гэрет молчал.
— Так что, похоже, придется мне выложить семьдесят два фунта. И поделом: буду теперь знать, как брать автомобили напрокат.
Пальцы Гэрета забарабанили по баранке; взгляд беспокойно убежал в сторону, потом снова уперся в Роджера.
— Нелегко сводить концы с концами?
— Я проживаю около шести фунтов в неделю, — сказал Роджер, — и могу, пожалуй, уложиться и в меньшую сумму, поскольку жилье у меня теперь бесплатное, но, с другой стороны, меня всегда могут притянуть к ответу и обложить штрафом за то, что я вселился туда в отсутствие владельца. И это еще, если повезет, а то могут и за решетку посадить.
— Не думаю, чтобы до этого дошло. Вы же не нанесли никакого ущерба владельцу, и притом это будет ваша первая судимость.
— Вы так полагаете? Что ж, спасибо. Между прочим, вы не ошиблись. Но тем не менее… Выглядеть это будет довольно неприглядно, и меня могут попросить из университета. Но я такую мысль стараюсь насколько возможно отогнать от себя; не хочу об этом думать — и все. Пока что у меня хватит денег: на пять-шесть фунтов в неделю я протяну до февраля, а может, и до марта.
Гэрет перестал барабанить пальцами, снял руки с баранки и опустил на колени.
— Тогда все в порядке, — сказал он. — Потому что к тому времени мы уже, верно, прикроем дело.
— Что, так плохо?
— Я могу продержаться еще три месяца, — сказал Гэрет. — Даже несмотря на… — Он мотнул головой куда-то в сторону, где за ветровым стеклом притаился бурый автобус и весь враждебный ему мир. — Но тут небольшая загвоздка — лицензия. Страховка у меня уплачена за несколько месяцев вперед, но лицензия истекает первого января. Второго января я уже не буду иметь права вывести автобус в рейс. Вот тут-то и начнется. Денежки на кон — и все.
— А сколько надо денег?
— Восемнадцать фунтов десять шиллингов, — сказал Гэрет. — Это за такую — тридцатидвухместную. А будь она сорокаместной, как почти все остальные, еще на четыре фунта дороже бы стоило.