«По-настоящему, надо бы мне притащить коньяку», — сокрушенно сказал Роджер.
«Думается, это ничуть не хуже, старина!»
Разделавшись с пудингом и слегка захмелев, они собрали посуду и уселись у огня с приятным ощущением сытости, тепла и покоя.
«Тебе не сквозит, мать?»
«Нисколечко».
За окнами короткий зимний день шел на убыль. Скоро овцы, ища тепла, будут сбиваться в кучки в загонах, и туман, сгустившись, осядет льдистыми каплями на вереск. Год неотвратимо поворачивался вокруг своей невидимой оси, сотканной из мрака и холода.
Роджер и Гэрет потихоньку потягивали виски из кружек.
«Еще глоток?»
«Да, эта штука не даст простыть», — признался Гэрет.
«Не мели чепуху, Гэрет, — сказала мать. — Как это можно простыть у огня».
«Так ведь это все равно что хорошая смазка, — спокойно пояснил Гэрет, подливая себе еще в кружку. — Как в машине. Хорошая смазка не застывает, и двигатель работает исправно».
И, отдавая напитку должное, он выпил еще.
Минуты две-три они сидели молча. Роджер заметил, что свет в окне, выходившем на море, стал уже не желтоватый, как сырная корка, а мягкий, теплый, розовый. Он чуть было не сообщил всем о своем наблюдении, но мысль о слепоте матери заставила его прикусить язык. Хорошо ли это — любоваться вслух прекрасным закатом в присутствии слепца, для которого краски природы потухли навеки?
Закат разгорался. Нежно-розовые оттенки сгустились, и на беленой стене за спиной Гэрета, над его дремотно склонившейся к плечу массивной головой расцвел ярко-багряный квадрат окна. Поднимая свою кружку, Роджер увидел что на его руке играют те же багряные блики. И тут он заметил, что взгляд широко открытых глаз Гэрета неподвижно устремлен куда-то в окно.
«Мистер Идрис, мать», — неожиданно произнес Гэрет.
«Где? К нам идет?» — спросила мать.
«Нет, — сказал Гэрет. — Прошел мимо калитки. С собакой».
«Пошел прогуляться после рождественского обеда», — сказала мать.
«И не давать покоя родственникам своей жены», — присовокупил Гэрет.
«Будет тебе, Гэрет. Нечего смеяться над мистером Идрисом. Он твой друг. И может еще очень тебе пригодиться».
Роджер, отвернувшись, смотрел на немыслимый закат. На фоне пылающего небосвода неспешно двигался темный силуэт съежившегося от холода человека и по пятам за ним — силуэт собаки.
«Кто такой этот мистер Идрис?» — спросил Роджер.
«Подрывник, работает в каменоломне», — коротко сообщил Гэрет. Он налил себе еще виски и поставил бутылку на пол поближе к Роджеру.
«Это добрый друг Гэрета», — сказала мать. Она говорила спокойно, но с оттенком настойчивости.
Роджер почувствовал: речь идет о каких-то отношениях, подоплека которых ему неясна. Наступило молчание, и он подумал, что, вероятно, следует перевести разговор на другое. И тут Гэрет заговорил:
«Мать вот что хочет сказать. Я умею работать со взрывчаткой. Как-то раз я почти год с ней возился, работал там, наверху, — он мотнул головой в сторону каменоломни, — и здорово насобачился взрывать. Могу взорвать ровно такую площадь, какая требуется, ни на камушек больше или меньше. У меня на это природное чутье, понимаете. Ну, а мистер Идрис — он тогда только начинал — работал со мной. Так вот он на будущий год уходит на пенсию. И заглядывал к нам уже два-три раза узнать, не пойду ли я на его место».
«Понимаю», — сказал Роджер.
«Конечно, Гэрет не пойдет в каменоломню, если будет по-прежнему водить автобус, — сказала мать. Багряные отблески падали на ее незрячее лицо, натруженные работой руки тихо покоились на коленях. — Но когда такое положение, хорошо знать, что есть еще кое-что на примете».
Роджер не находил ответа, а сказать что-то было нужно. Он поглядел на огонь и сказал:
«Кое-что всегда найдется».
«Только не для меня; для меня — нет, — сказал Гэрет. — Мне трудно угодить».
Роджер увидел, что он улыбается — редкая неожиданность.
«Если я не смогу больше работать на автобусе, — продолжал Гэрет, — значит, надо будет устраиваться на работу. А это все в городе. Я же хочу остаться здесь».
«Разве это так важно?» — спросил Роджер.
Гэрет решительно кивнул.
«Здесь мой дом», — сказал он.
«А когда я умру, Гэрет, как же тогда? — озабоченно сказала слепая. — Ты же не можешь оставаться здесь совсем один. Тебе нужно иметь свой угол в городе».
«Я останусь здесь, — сказал Гэрет. — Мне хорошо только здесь».
Багряный квадрат окна медленно продвигался по стене за спиной Гэрета и ложился на его плечо, на край лица. Роджер наблюдал за Гэретом и уже не находил в нем сходства ни с ястребом, ни с орлом; сейчас Гэрет казался ему похожим на барсука. На мощного, серого барсука. Даже редкие рыжеватые волосы не мешали этому сходству. Да, на барсука. Гордого, скромного, укрывшегося здесь, в своей норе у подножия отвала — в своей норе, как в крепости.