— Это значит, — с расстановкой произнес Роджер, — что автобус Гэрета получит возможность снова совершать свои рейсы, но использовать эту возможность ему не удастся, потому что Гэрету сломали руку.
— Гэретовский автобус не выйдет завтра в рейс, а вот автобус Дика Шарпа выйдет. Дик Шарп знает, что дороги будут расчищены, и в восемь часов утра его автобус начнет курсировать.
— А шофер? — спросил Роджер. — Этот малый, который водил его автобус? Его же не будет, я знаю.
— Да, его не будет. Вместо него автобус поведет другой, тот что раньше был кондуктором.
— Откуда вы все это знаете?
— Не все ли равно. Я знаю все. Пора бы уж вам это понять.
— Милая Райаннон, — сказал Роджер, — я думаю, что вы действительно знаете все.
— Вот чего я не знаю, — сказала она, — так это, как вы управляетесь там, в своей часовне, совсем один.
Что это — попытка вызвать его на откровенность? Быть может, до нее уже дошли слухи о Дженни? Или она в самом деле искренне сочувствует ему в его одиноком снежном заточении?
— Вы очень добры, что вспоминаете иногда обо мне, — сказал он. — В моей судьбе я не могу винить никого, кроме самого себя.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказала она небрежно.
— Если вы беспокоитесь обо мне, — сказал он, — придите меня проведать. Одарите меня солнечным сиянием вашей улыбки.
— Солнечного сияния вам и без меня хватает, — колко сказала Райаннон. — Я просто хотела предупредить вас. Автобус Дика Шарпа завтра появится здесь на дорогах и начнет курсировать, так что к тому времени, когда Гэрет снова сможет водить машину, в его услугах уже никто не будет нуждаться.
— Понимаю.
— Не знаю, можете ли вы тут что-нибудь предпринять, но…
— Да, можем. Скажите мне, Райаннон: вы собираетесь завтра в город с восьмичасовым автобусом?
— Я? Нет, не собираюсь. Я уеду в Карвенай сегодня вечером. Я просто приехала забрать кое-что из дома. Подвернулась попутная машина, вот я и приехала. Честно говоря, мне сейчас следует быть в отеле, но…
— Отлично, — сказал он. — А то если бы вы вздумали поехать завтра с утренним автобусом, я бы посоветовал вам воздержаться.
— Почему? Разве что-нибудь?..
— Больше я ничего сказать не могу. Никому, кроме вас, я бы даже и этого не сказал. Но я знаю, что вы умеете быть немы как могила.
— Конечно, но мне любопытно.
— Честное слово, больше я вам ничего не могу сказать. Просто у нас есть кое-какой план, и мы собираемся привести его в исполнение завтра утром.
— Кто это вы? Вы и Гэрет?
— Гэрет, я и еще двое. Наша команда, скажем так. Видите, у нас тоже есть друзья, — не без гордости добавил он.
— Конечно. И я один из них. Разве я не сообщила вам сейчас весьма ценные сведения?
— Сообщили, моя радость, — сказал он. — И от этого я люблю вас еще сильнее, если только это возможно. Я был бы счастлив, если бы мог что-нибудь для вас сделать.
Райаннон, по-видимому, восприняла эти слова в точности так, как хотелось Роджеру, и, лукаво погрозив ему пальцем, пошла дальше. Игриво-легкомысленное настроение Роджера как рукой сняло: он решил отложить покупки и первым долгом сообщить полученные сведения Гэрету. Скользя, спотыкаясь, он со всех ног помчался к домику у подножия сланцевого отвала, где нашел Гэрета бесцельно сидящим у тлеющего камина, а мать — в ее неизменной качалке, терпеливо внимающую передаче по радио. У Гэрета был унылый вид — бездействие и скука начинали угнетать его, но, услышав о снегоочистителях, он сразу оживился.
„Надо сообщить Айво и Гито, — сказал он. — Пойду позвоню“.
„Я сейчас возвращаюсь в поселок. Могу позвонить“.
„Нет, мне надо самому поговорить с ними. Обождите, я сейчас обуюсь и пойду с вами“.
Они быстро спускались по заснеженному, бугристому склону. Кое-где Гэрет увязал в снегу выше колен.
„Работка им будет, — сказал он, — расчищать тут, хоть снегоочистителями, хоть как. Но расчистят, это уж точно“.
Гэрет стоял в телефонной будке, и лицо его раскраснелось от волнения. Он не мог держать трубку в правой руке: мешал гипс. Роджер наблюдал сквозь стекло, как он осторожно снял и положил трубку, не торопясь, аккуратно опустил монеты и поднес трубку к уху. Он молча поманил Роджера, предлагая зайти в будку и послушать разговор, но Роджер улыбнулся и отрицательно покачал головой. Для двоих в будке было слишком тесно, и он боялся задеть больную руку Гэрета. Стоя снаружи, он уловил несколько фраз:
„Я скажу ему…“
„Пусть приведет ее с собой, да, да…“
„Должно получиться…“
Гэрет вышел из кабины, стеклянная дверь бешено закачалась у него за спиной. Роджер впервые видел его в таком возбуждении.