Когда они прибыли в Карвенай, там стояла кромешная тьма и шуршал дождь. Пассажиры потянулись к выходу. Роджер понуро сидел на своем месте впереди, уставившись в ветровое стекло. Он даже не обернулся, чтобы взглянуть на Райаннон, но, конечно, увидел ее отражение в стекле. Она дождалась, пока все вышли, и остановилась подле него. Гэрет, инстинктивно почувствовав, что надо оставить их наедине, вышел следом за пассажирами из автобуса. Роджер видел, как он направился через площадь в свою пивную.
Райаннон не стала искать окольных путей.
— Мне очень жаль, что я не смогла прийти вчера, — сказала она.
Роджер медленно поднялся и встал перед ней.
— Это неважно.
Она пожала плечами.
— Я просто не знала, как быть, — сказала она. — Понимаете, я все время думала об этом с тех пор, как вы пригласили меня в отеле. И решила, что лучше просто не прийти.
— Лучше для кого — для вас или для меня?
— Для нас обоих. Ведь для вас — это так, пустяк, к тому же мне не хочется, чтоб вы строили воздушные замки.
Роджер открыл было рот и снова закрыл. К чему возражать? Он прекрасно понимал, что она имела в виду. Такую честность можно только приветствовать.
— Ужасно неприятно разочаровывать людей, — сказала она. — Постарайтесь меня понять.
— О, я прекрасно вас понимаю, — сказал он. — Единственное, что мне не ясно: как вы могли так точно все знать. Я хочу сказать: ведь у меня могло и не быть честолюбивых планов — может, я хотел поужинать с вами — и только.
— Но ведь они у вас были, не так ли? — мягко спросила она.
— Что — были?
— Более честолюбивые планы.
— Да нет, Райаннон, не планы, — сказал он. — Только мечты.
Она кивнула.
— Вот потому-то так оно и лучше. Чтобы мечты не превратились в планы.
Она слабо улыбнулась ему с искренней доброжелательностью, затем стремительно вышла из автобуса и исчезла в темноте.
Роджеру вспомнился сверкающий «форд», стоявший скособочившись на шоссе, колесо, летящее, подпрыгивая, вниз с горы, лысая голова почтмейстера с длинными прядями уложенных на ней волос, — и он вдруг расхохотался. Он смеялся до тех пор, пока у него не заболело под ложечкой — почти так же сильно, как в тот раз, когда Гэрет дал ему под дых. Это воспоминание заставило его снова расхохотаться, и тут он вдруг осознал, что усталость, нервное напряжение и смятение чувств довели его почти до истерики. Он взял себя в руки и перестал смеяться. Медленно, с достоинством, держась очень прямо, спустился он по ступенькам автобуса и направился к пивной Марио.
На следующее утро Лланкрвис проснулся среди потопа. Облака спустились так низко, что буквально лежали на темных шиферных крышах домов, и тяжелые капли дождя, казалось, с трудом пробивали эту толщу.
Ненастье не слишком огорчило Роджера. Ему даже нравилось в сырую погоду ездить на автобусе — там было уютно, горел свет, все болтали, жалуясь друг другу на то, что пришлось стоять под дождем. Плохая погода как бы делала автобус своеобразным раем, чем-то сказочным — именно таким он и показался Роджеру в ту осеннюю промозглую ночь, когда он впервые увидел его. Напевая себе под нос, Роджер умылся, побрился, оделся и поел. Вместе со сном прошла усталость; после неприятных переживаний, которые выпали на его долю накануне, он надеялся, что грядущий день не будет для него ничем омрачен.
Гараж Гэрета находился в верхней части поселка. Роджер двинулся наверх, глотая туман. Он был в новой кепке. Поняв, что в этом климате нельзя ходить с непокрытой головой, он купил себе большую твидовую кепку, старательно выбрав ее с таким расчетом, чтобы она не была похожа на дешевые кепки, какие носят овцеводы-фермеры (это было бы просто подражанием), и в то же время не казалась бы одной из тех, какие носят спортсмены-джентльмены (это было бы фиглярством). Кепка ему нравилась. Он уже несколько раз надевал ее и смотрелся в зеркало в уединении квартирки, которую миссис Пайлон-Джонс сдавала на лето отдыхающим. Но из какой-то еще сохранившейся застенчивости, из смутного ощущения, что окружающие все время взвешивают и оценивают его, он никак не мог набраться духу, чтобы выйти в этой кепке на улицу. Однако сейчас шел столь сильный дождь, что можно было надеть на голову что угодно. Роджер мог бы обвязать голову скатертью, в таком виде выйти на улицу и никому не показаться эксцентричным.