После некоторого промедления папка появилась. Я заметил, что кроме моей корреспонденции в ней содержалось несколько сотен других документов, не имеющих друг к другу никакого отношения. Причем они не были подшиты по обычной системе, а склеены в виде свитка длиной в несколько ярдов. Подобное расположение исключало всякую возможность составления какого-либо указателя. Вскоре мы запутались в непокорном свитке, который устелил весь пол; после слабой попытки поддержать репутацию своего учреждения мой новый знакомый потерял терпение и швырнул бумагу в угол.
— Ладно, — сказал он, — объясните мне, что вы хотите.
Я поведал ему о моем давнем интересе к Непалу и сказал, что хотел бы сам увидеть жизнь в горах. Чиновник вежливо выслушал меня, но в безучастном выражении его лица скрывалась подозрительность, и, когда он спросил меня, почему я так рвусь в путешествие, мне не пришло в голову никакого убедительного объяснения:
— Я просто хочу побывать там, — сказал я. — Мне нравится странствовать по горной стране, вот и все.
Он велел мне написать новое заявление с точным указанием мест, которые я хочу посетить. Он ничего не может обещать, но, вполне возможно, моя просьба будет удовлетворена.
Так как с ответом на мое новое заявление не торопились, через неделю у меня вошли в привычку ежедневные визиты в министерство иностранных дел. Я слышал, что другим посетителям приходилось неделями ждать аналогичного разрешения, и, потеряв надежду, они уезжали. Но меня нельзя было взять тактикой проволочек! Много интересного можно было узнать в самом Катманду, поэтому я мог сколько угодно терпеливо ждать. Я решил, что буду надоедать непальскому правительству до тех пор, пока оно само не захочет от меня избавиться. После двух недель ежедневных визитов оно сдалось. Я получил разрешение отправляться куда угодно при условии, что не приближусь к непало-тибетской границе ближе, чем на пятнадцать миль.