— Ты же знаешь, папа сейчас очень занят, — заговорил он. — Вероятно, сегодня мы пойдем с тобой в исторический музей.
— Как? Папа обещал! — поглядывая на старших, захныкал Антон. — Он что, опять не придет?
— Историю надо знать, — не проявила никакого сочувствия бабушка. Она ела гренку неопрятно. По пальцам стекал жир, крошки застряли в усиках, темневших в уголках рта. — Это очень интересно. Там кольчуги, мечи времен Александра Невского.
Информация показалась Антону достойной внимания. Если только это не очередная уловка взрослых. А то, что они способны на такое, он давно знал. Еще в первом классе пожаловался соседской Полине, какой отвратительный рыбий жир заставляют пить. Она удивилась: «Ты пьешь обычный рыбий жир? А мне мама покупает фруктовый». Вечером Антон наотрез отказался от противного питья. «Да не бывает фруктового, — убеждала его мама. — Послушай, что я говорю. Выпей одну ложку и заешь конфетой». — «Есть. Полине же дают!» — «Глупый. Ей просто сказали, что он фруктовый, вот и все», — проговорилась она.
Проговорилась… Конечно, это невесть какое надувательство. Но все равно неприятно, когда тебя, пусть ради твоей же пользы, обманывают…
Антон переместился к дедушкиному письменному столу. Сколько здесь было интересных вещей! Начиная с массивного чернильного прибора с крышкой в виде Царь-колокола из Кремля. А еще — стакан прямоугольной формы с толстыми стенками, наполненный разноцветными камушками: зелеными, красными, синими, желтыми. Это чтобы перья были чистые — воткнул, и чернила не присохнут. А еще — деревянное пресс-папье.
Бумаги дедушка прижимал половинкой корпуса настоящей гранаты — полое ребристое полушарие изнутри пахло порохом, во всяком случае, так описывали запах пороха в книжках, чуть кисловатый… Это была не современная граната, а сохранившаяся с первой мировой войны. Один военный подарил дедушке — трофей с фронта. Антон потянулся, чтоб пальцем провести по ребристому боку гранаты.
— Трогать ничего не надо, — заметил его маневр дедушка. Антон подчинился и, с сожалением отступая от стола, увидел мелькнувшую в окне мамину сумку и полы ее темно-синего пальто. Вприпрыжку выскочил в прихожую.
Мама раскраснелась, от нее веяло уличным холодком.
— Уже встал? Хорошо. — Отдала ему сумку и, на ходу расстегивая пальто, прошла в комнату.
Материал маминого пальто назывался «букле». Что-то среднее между буклями и буклетом. Про букли Антон читал в книжках, буклеты папа приносил с выставок. Вообще, когда мама начинала говорить с заказчиками, у Антона голова шла кругом: «твид», «бостон», «панбархат», «велюр»… Фраки, наверно, шьют из бостона. А из велюра, ему казалось, должны получаться красивые абажуры.
— Быстрей, Антон. Поставь чайник, поешь, — говорила мама. — Сейчас заказчица придет, а мне еще воротник к платью пришить нужно.
Антон знал: когда мама в таком состоянии, лучше к ней не приставать. На завтрак было картофельное пюре, посыпанное зеленым луком, который прорастал из репчатого в банках с водой, и кильки. Мама достала из-под стола швейную машину и принялась ворошить рулончики лоскутов.
— Мам, а если кильку выпустить в воду, она оживет?
— Ну что ты в самом деле.
В кухне возле плиты пыталась зажечь конфорку баба Лена. Протискивала сложенную полоской бумагу под стоящий на огне мамин утюг.
— Опять бумагу жжешь? — сварливо, подражая бабе Тане, пристыдил ее Антон. — Тебе сказали, что ты пожар можешь устроить?
Баба Лена тут только его увидела и виновато заулыбалась:
— Я, Антоша, огонька у спички не вижу.
— Попроси кого-нибудь, — вспомнил он довод бабы Тани. Чиркнул спичкой. Конфорка выпустила голубоватые лепестки пламени и превратилась в диковинный цветок с металлической ржавой сердцевиной.
— Спасибо тебе, милый. И запомни: ни один добрый поступок не остается незамеченным. Благодарность тебя рано или поздно найдет. — Баба Лена часто говорила загадками. — Каждый добрый поступок заносится в специальную книгу. Есть такой… — она задумалась, — ну, пастушок… Он сидит на облаке и ведет счет всех злых и добрых дел.
— Бог, что ли? — спросил Антон.
— Ну, не бог, — неуверенно заулыбалась баба Лена, — а так…
— Ангел? — Антона всегда одолевали сомнения, когда баба Лена начинала говорить про жизнь там, на небе, про крылья за спиной, райские сады. Ну как на небе могут расти деревья, если им корнями не за что зацепиться? Хотя, с другой стороны, ведь не все небо видно. Оно же очень высокое. И где-нибудь на другой планете, за облаками… Ведь если бы ничего не было, то и не говорили бы. О чем говорить, если ничего нет?