— Вот видишь, — остановился и поднял вверх указательный палец дедушка. — И она заметила твою рассеянность. Давай условимся: мы сейчас будем осматривать экспонаты, а ты постарайся сосредоточиться и запомнить мои объяснения. А вечером расскажешь, что отложилось в памяти. Идет?
Антону не хотелось проверки. Он промолчал.
— История, Антон, увлекательнейшая наука. — Дедушка снова двинулся вперед. — Ведь чрезвычайно интересно узнать, как жили наши предки, чем они занимались, какие одежды носили… Вот ты сейчас пишешь ручкой и чернилами в тетради. Верно?
— Ага. — Задумавшись о своем, Антон позабыл, с кем разговаривает, и тотчас получил замечание.
— Надо отвечать «да». Скажи «да».
— Да.
— А предки наши писали на бересте. Знаешь, что такое береста? Эти письмена нашли под Новгородом. И так и назвали: новгородские берестяные грамоты. — Теперь Антон слушал внимательно. — А чем вообще знаменит Новгород? Новгородским вече, то есть народным собранием. Вы в школе этого еще не проходили?
Антон мотнул головой.
— А «штандар» — какое слово? — спросил он.
— «Штандар»? — Дедушку вопрос озадачил. — Как ты сказал? «Штандар»? Видишь ли… А что, собственно, оно обозначает?
— Ну это игра такая, — удивляясь, что дедушка не знает, объяснил Антон.
— Думаю, венгерское, — решил дедушка. — У них есть имя Шандор. Шандор Петефи, великий венгерский поэт.
Миновали молочную, вышли на большую улицу. Здесь ходил троллейбус и ездили машины.
— Мне Люба говорила, что вчера папа приходил, пока я в школе был. Она видела, как ты за ним по двору шел. Это правда? — вспомнил Антон.
— Что за Люба? — не понял дедушка.
— Ну со двора.
Дедушка замедлил шаги, стал оглядываться по сторонам, как видно, собираясь перейти улицу.
— Вон там скверик, видишь? — показал он рукой. — Пойдем туда.
В скверике все дорожки были усыпаны опавшими листьями. Дедушка освободил от них край темно-зеленой, на ножках с копытцами скамейки, подстелил себе носовой платок, Антону — измятую газету, которую достал из кармана макинтоша. Сел, оперся руками о трость. Резиновым ее набалдашником припечатал большой кленовый лист.
— Антон, ты мужчина, и я хочу поговорить с тобой об очень серьезных вещах. — Дедушка смотрел на него грозно из-под седых мохнатых бровей. Антона начал пробирать озноб. Вернулась тревога: что, если мама просто не хотела его до поры до времени огорчать… А дедушка — самый честный, не в его правилах увиливать, что-то скрывать. Ну да, стала бы учительница приходить из-за мелочей: начитанный, рассеянный… Наверняка была другая, веская причина. Может, его в другой класс собираются переводить? Ведь она грозила: если дисциплина не наладится, то некоторых переведут. Антон съежился и впился ногтями в шершавый скамеечный брус.
— В жизни не все складывается, как нам хотелось бы, — оправдывая худшие подозрения, продолжал дедушка. — Ты это понимаешь? — Антон кивнул, чувствуя: еще чуть-чуть, и он заплачет от несправедливости и обиды. — Так вот. У твоего папы очень сложный период. Очень-очень. Это нужно понять. Не все, к сожалению, понимают. К папе нужно относиться сейчас особенно заботливо. И в первую очередь помочь ему должен ты.
Антон на дедушку не смотрел, устремил взгляд за чугунную низенькую ограду. Там спешили люди, проезжали «Победы», «Москвичи»… В скверик вошла старушка с алюминиевым бидоном, тоже очистила скамейку от листьев, а потом села.
— Ты будешь относиться к нему заботливо? — спросил дедушка.
— Конечно.
— Это я и хотел от тебя услышать. Твой папа очень хороший. Если ребята из двора или кто-либо из взрослых будут спрашивать тебя о папе… ну почему он редко бывает дома… — дедушка произнес это как-то особенно значительно, — ты скажи, мол, папа занят. Много работает. Понял?
Антону сделалось жарко. Он не мог понять, почему дедушка тянет… С кленов слетали «носики». Вращались в воздухе легкими пропеллерами. Еще зеленоватые, недозревшие, мягкие, формой напоминающие птичьи перышки, только без острых наконечников, наоборот, с утолщенными основаниями. Расщепив основание, «носик» можно прилепить на переносицу. Получится задранный, как у клоуна, зеленый нос. Ближе к зиме «носики» желтели, высыхали, становились ломкими. Гроздья шуршали на ветру погремушками.
— И давай договоримся. Если у тебя возникнут какие-то сомнения, приходи ко мне. Мы ведь мужчины, правда? — Озноб постепенно начал проходить. Антон понял, разговор касается только папы. Нет, дедушка, который всегда говорил, что мужчина должен смело смотреть трудностям в лицо, не стал бы вводить его в заблуждение. Когда Антону удаляли гланды, все его успокаивали, убеждали, будет не больно, а деда Митя единственный, как взрослому, сказал: «Что поделаешь, придется потерпеть».