Но получилось совсем не так, как ждал. Кутузов этот фильм видел. Иванов с Буравкиным сослались на важную встречу в местном яхт-клубе, а Маслов вообще предложил поход в кино отменить. Он с девочками из ансамбля договорился, после ужина в гостиничной комнате отдыха они для команды небольшое выступление организуют. Валович с Цегельником тут же на его приглашение клюнули. Даже лица у них стали какие-то чужие.
Маслов и Косихина начал было агитировать.
— Я принятых решений не меняю, — отрезал Косихин. И Маслову ответил, и молодым дал понять, какого о них мнения.
Фильм действительно был хороший. Временами Косихин начинал жалеть, что ребята не могут разделить с ним удовольствия.
После сеанса решил немного пройтись. Вечерний воздух будто подсинили, он сделался матовым и густым. Так темнеет только весной. Становилось прохладно. На каждом углу торговали мороженым. Люди останавливались, покупали брикеты в разноцветных обертках. И это тоже была примета весны. Мороженое в прохладную погоду едят, когда знают: тепло уже не за горами.
Косихин купил твердый, как деревяшка, пломбир, откусил. Нестерпимо заломило зубы, Косихин сразу озяб. Но это было даже приятно — ненадолго продрогнуть. Озябнув, он с удивлением обнаружил, что соскучился. По дому, по матери, по жене.
Где-то неподалеку должен быть телеграф. Все в этом маленьком городке было рядом. Косихин отыскал автомат прямой связи.
— Але, Лена? — Он слышал, как тепло звучит ее голос.
— Коля? Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. — Он обрадовался, что Лена заволновалась. — Просто хочу сказать, доехал нормально.
— Как там погода? — В ее голосе по-прежнему звучала тревога.
— Погода отличная. А как у вас?
— У нас все хорошо.
Она все еще ждала, и он не выдержал, рассмеялся:
— Да честное слово, ничего не случилось. Имею я право просто так позвонить? Тем более автомат рядом.
Она тоже засмеялась.
— Ну, успокоил. Вот что я забыла… Говорят, там в магазинах хорошая кухонная посуда. Ты посмотри.
— Ладно.
На табло зажглись слова: «Время разговора истекло».
— Привет, — успел крикнуть Косихин.
В гостинице Косихин взял у портье ключ, поднялся в пустой номер. Лечь спать? Он знал, что не уснет. Взять и войти, будто за советом к тренеру. Совет срочный нужен. Нога, например, болит, как бы к соревнованиям не расклеиться. А что, вполне вероятный предлог. И тут же строго осадил себя: еще чего, придумывать всякие небылицы.
Дверь распахнулась.
— Ты здесь? — удивился Маслов. — Айда туда, там отлично. Фильм-то понравился?
— Понравился.
— Ну пошли. Я за гитарой. Сейчас играть буду.
«А почему не пойти? — подумал Косихин. — Я ведь уже в кино был, а теперь вернулся и захотел вот на их времяпрепровождение взглянуть. Тем более не сам напрашиваюсь, за мной пришли».
Он медленно вышел из номера. Маслов с гитарой уже убежал далеко по коридору и нетерпеливо оглядывался.
Косихин вошел и остановился на пороге. Глаза не сразу привыкли к полумраку. Сперва он видел только пламя двух свечей — откуда они здесь взялись? — и неясные тени, потом начал различать лица. В темном углу в одиночестве, как филин, неподвижно сидел Кутузов. И Иванов с Буравкиным были здесь. То ли вернулись из своего яхт-клуба, то ли не ходили. А вот и Валович — Цегельник, скромно так устроились возле выключенного телевизора. Увидели Косихина и призывно замахали руками. Он сделал вид, что не заметил.
А девчонок, наверно, почти двадцать. Косихин мог рассмотреть только тех, кто был ближе к столу, к свечам. Он видел: девчонки перестали болтать и с интересом на него уставились. Новый человек появился.
— Садись сюда. — Маслов показал на стул возле себя. По другую сторону сидела Катя. Она Косихину улыбнулась как старому знакомому.
Девчонки попросили спеть что-нибудь о любви, и Маслов запел. Потом Катя просила, Маслов пел для нее. И чем больше Косихин его слушал, тем грустнее ему становилось — то ли из-за Лены, — жаль, что ее нет здесь, то ли из-за Витьки Малышева, что так нелепо все получилось, то ли оттого, что он вдруг почувствовал себя одиноким в этой комнате.
— Знаешь, — сказал Косихин, — спой эту, про бригантину, про паруса.
Ах, какие замечательные слова были в этой песне! Какие, должно быть, мужественные люди пели ее, отправляясь в плавание, какие честные и благородные. Косихин любил их, он и сам принадлежал к их славному племени: тоже не раз поднимал паруса и не раз рисковал, уходя на яхте на самую середину воды, где так легко можно было перевернуться. Он тоже презревал уют и, оставив любимую жену, уезжал, вот как теперь, на ответственные соревнования.