— Алексей, запри дверь, — негромко попросила матушка.
Я повиновался и, скрестив руки на груди, прищурился.
— В чём дело? — спросил я, окидывая собравшихся взглядом. — Или вы действительно прячетесь от надоедливых Сиверсов?
Виктор тихо фыркнул.
— Если бы, — пробормотал он. — Их можно пережить. Но вот то, что происходит сейчас, совсем не весело. Впрочем, не удивлюсь, если в итоге одно окажется связано с другим…
— Виктор! — строго осадила его княгиня. — Пока ничего не доказано, не смей говорить вслух об этом!
Я насторожился.
— Рассказывайте, что стряслось.
Матушка глубоко вдохнула и медленно выдохнула, затем подняла на меня взгляд.
— Из моей шкатулки пропало украшение, — наконец произнесла она, и в голосе её звучало нечто большее, чем просто досада. — Не из коллекции шпилек, не из вечерних гарнитуров. Из моей личной шкатулки, которая стоит в будуаре.
Я приподнял брови.
— Что исчезло?
— Брошь в виде веточки ландышей. Она старинная, но это ее единственная ценность. Там нет бриллиантов и золота. Просто серебряная веточка с листиком из зеленого агата, а цветки выполнены из речных жемчужин.
Виктор задумчиво хмыкнул.
— И правда, воруют обычно более ценные вещи…
— Эта брошь дорога мне как память. Ее подарила мне фрейлина Васильева еще в те времена, когда у меня был собственный двор. Это моя единственная память о ней, она погибла в Трагедии на Ладоге…
Отец хмуро слушал рассказ матушки.
— Я хорошо помню Елену Александровну, а вот брошь на тебе видел всего пару раз. Ты уверена, что ее кто-то унес, Анна? Может, она просто завалялась где-то в вещах?
— Уверена, Иоанн, — строго ответила матушка. — Вчера вечером она была в шкатулке. Сегодня я открыла её, чтобы подобрать украшения к завтрашнему приёму, и броши там не оказалось. Мы с горничными обыскали всю комнату, проверили каждую полку, каждый ящик. Даже вернули отправленную в чистку одежду — ничего.
В комнате повисло тяжёлое молчание.
— Это серьёзное заявление, — наконец заговорил отец. Его голос был ровным, но в нём слышалась настороженность. — И ты точно помнишь. Что никому ее не давала? Например, девушкам Сиверсов или Татьяне…
— Уверена, — кивнула матушка. — Девицам Сиверсов я одолжила другие украшения. Кроме того, я веду строгий учет не только одолженных книг, но и других вещей.
Я почувствовал, как в груди неприятно сжалось. Кража? В нашем доме? Немыслимо.
— Может, её случайно взяла Таня? — предположил я, повернувшись к сестре.
Татьяна сразу отрицательно покачала головой.
— У меня есть похожая, от Фаберже. К тому же я бы никогда не взяла что-то у мамы без разрешения. — Она взглянула на матушку. — Вы же знаешь, ваша светлость, что я всегда спрашиваю.
Матушка молча кивнула.
— Горничные? — осторожно спросил Виктор. — Ты спрашивала их?
— Разумеется, — ответила матушка. — Они в растерянности, но я не могу поверить, что кто-то из них мог это сделать. Я попросила Аграфену аккуратно проверить их комнаты. Они с Яной осмотрели их одежду, комнаты, сундуки. Нигде ничего.
Таня нахмурилась.
— Даже если брошь кто-то взял, меня удивляет, что забрали вещицу, которая не представляет большой ценности. У матушки есть и бриллианты, и изумруды, и платина…
— Но самые дорогие вещи хранятся в сейфе, — ответила княгиня. — В личной шкатулке я держу лишь то, что держу на память или ношу каждый день.
— Быть может, вор не разбирается в драгоценностях? — предположил Виктор.
— Сначала нужно убедиться, что имела место кража, — вздохнул отец. — Какая неприятная ситуация. Не могу поверить, что в нашем доме…
Я провёл рукой по подбородку, обдумывая все услышанное. Ситуация и правда неприятная. Ведь, получается, мы находились под одной крышей с вором.
И если слуги тут ни при чём…
— Неужели кто-то из наших новоприбывших гостей? — произнёс я вслух то, что никто так и не решился озвучить.
Глава 8
Я посмотрел на лица родных, ловя их реакции. Виктор стоял, скрестив руки на груди, пристально следя за выражением лица матери. Отец задумчиво провёл ладонью по подбородку.
— Алексей, ты понимаешь, какое это серьёзное обвинение?
— Понимаю, ваша светлость, — кивнул я. — Но факты остаются фактами. Наши слуги никогда не воровали ни здесь, ни в Выборге. Кто еще мог осмелиться взять брошь? Остаётся только одна кандидатура.