Княгиня Юсупова кивнула, задумчиво теребя в руках сумочку.
— Так или иначе, я сделала всё, что могла, господа. Боюсь, сейчас мне нужно вас покинуть. Сегодня Рождественский сочельник, и у меня дома полным ходом идут приготовления. Я должна проконтролировать процесс.
— Конечно, ваше сиятельство, — рассеянно кивнула Шереметева.
— Благодарю за помощь, — я поцеловал руку княгини, и та одарила меня лучезарной улыбкой.
— Надеюсь, вы найдете время посетить нас в Рождественские каникулы, Алексей Иоаннович.
— Непременно.
Её прощальная улыбка была чуть усталой, но всё же искренней. Юсупова направилась к выходу. После того как княгиня исчезла из виду, Шереметева повернулась ко мне:
— Что скажете, Алексей Иоаннович?
— Скажу, что теперь у нас больше вопросов, чем ответов, — ответил я, глядя вслед удаляющейся княгине. — Но заключение ее сиятельства ценнее, чем мы могли рассчитывать.
— Да, — кивнула Шереметева, пристально глядя в окно, за которым мягко кружились снежинки. — Но круг подозреваемых слишком широк. Нужно его сузить. А времени мало.
Шереметева обернулась ко мне. В её глазах читалась усталость, смешанная с тревогой. Я видел эту женщину в самых разных ситуациях, но такой — напряжённой и настороженной — она была редко.
— Подбросить вас до дома, Николаев? — спросила она, отрывисто кивнув в сторону лестницы.
— Был бы признателен, — ответил я. — Но домой мне не нужно. Если вас не затруднит, мне нужно попасть на Большую Морскую. Там есть одно неотложное дело.
— Забыли купить подарок? — криво улыбнулась начальница.
— Так и не смог выбрать подходящий в каталоге. Решил заехать и оценить все лично.
Мы вышли на улицу, где зима царила во всей своей красе. Воздух был свежим, мороз слегка пощипывал кожу, а улицы Петербурга украшали сверкающие гирлянды и праздничные декорации. Повсюду мерцали огоньки, придавая городу почти сказочный вид.
На обочине стоял внушительный армейский внедорожник, чёрный и массивный, как боевой медведь. Собственно, медведем он и был. Эту модель прозвали «шатуном».
— Казенный или ваш личный? — спросил я, заметив, когда Шереметева села за руль этого монстра.
— Личный, — коротко ответила она, заводя двигатель, который с рыком пробудился от зимней спячки. — Привыкла ездить на таких еще с Персидского конфликта. Тогда такие машины были незаменимы.
Вопреки грозному и брутальному виду, внутри внедорожник оказался вполне комфортным. Я устроился на переднем пассажирском сидении, а Шереметева завела мотор и включила печку на полную. Через полминуты нас уже обволакивало уютное тепло. На панели поблёскивали современные приборы, а на полу лежали прорезиненные коврики, покрытые остатками снега.
— Полагаю, спецзаказ? — улыбнулся я, глядя на современную «начинку».
— Да, немного доработали. Мне нравится старая модель кузова, но отказываться от последних достижений техники я тоже не готова.
Забавно, но Шереметева охотно говорила о своем железном звере. Кажется, это был первый раз, когда начальница позволила себе нормальную беседу, не касаясь тем службы и Боде.
— Мягко идет, — заметил я, оценив плавный ход машины, когда мы тронулись с места. — Только бензина, наверное, жрёт немерено.
Шереметева хмыкнула:
— Ещё как. Но не слишком разборчив в качестве топлива. Это единственное утешение. Слышала, вам подарили «Ирбиса», Николаев? Как ощущения?
Я мечтательно улыбнулся. Сам бы на нем приехал, но Шереметева утром забрала меня из дома. Да и светить эксклюзивным автомобилем на парковке Военмеда тоже было ни к чему.
— Если честно, погонять от души еще не довелось. Но эта машина — произведение искусства.
— Охотно верю, — улыбнулась Шереметева. — Но для меня немного пафосно. Предпочитаю более грубые формы.
Ну да, ее «Шатун», казалось, был полностью сделан из прямых углов. Вполне в характере Шереметевой.
Мы катились по улицам Петербурга, любуясь утренней суетой. На тротуарах мелькали торопливые прохожие, укутанные в шарфы и шубы, а витрины магазинов манили разноцветными огоньками. Люди докупали последние товары к предстоящему празднику. Улицы сверкали огнями гирлянд, на каждой площади стояли украшенные елки, а медленно падавший снег делал все это волшебным, словно на открытке.