Слуги и гвардейцы бросились навстречу, крича о чуде. Весь монастырь ожил. Одна из фрейлин кинулась к настоятельскому домику, чтобы оповестить императрицу.
Император шагнул навстречу игуменье Евпраксии и почтительно поклонился.
— Матушка, — произнёс он. — Надеюсь, мы не сильно помешали вашим будням своим появлением?
Седовласая женщина изучила его взглядом, в котором читались одновременно облегчение и беспокойство. Потом её глаза встретились с моими, и в них появилось понимание. Она догадывалась, что произошло. И явно не одобряла. Но не сказала ни слова. Вместо этого велела бить в колокола, оповещая весь край о великой радости.
В этот момент дверь настоятельского домика распахнулась. Императрица выбежала на улицу босиком, в халате, накинутом поверх тонкого домашнего платья. Она бросилась к мужу.
— Коленька! — всхлипнула она, сжимая его в объятиях. — Господьи, слава Тебье… Вернулсйя… Живой…
Она плакала, уткнувшись в его грудь, а он гладил её по волосам.
— Всё хорошо, Наденька, — мягко сказал он, крепко удерживая молодую жену. — Теперь всё будет хорошо. Мне больше не нужны лекарства. Разум вернулся… навсегда. И больше никто не посмеет его затуманить, обещаю тебе.
Она отстранилась, заглянула в его глаза и что-то прошептала. Потом коснулась губами его щеки, лба, снова прижалась к нему.
Я наблюдал за ними, стоя чуть поодаль, чтобы не портить сцену счастливого воссоединения. В этом изначально политическом браке все же было нечто большее. Истинная привязанность. Возможно, даже настоящая нежная любовь.
София подошла ближе и, смахнув ещё одну слезу, тихо сказала:
— Теперь больше ничто не стоит между ними… Признаюсь, я не сразу начала доверять Надежде Федоровне. Все же она чужачка, англичанка. Хотя немецкой крови в ней куда больше, чем английской. Но то, как она относилась к моему брату все это время… Это понимание, теплота, желание помочь… Признаюсь, меня это обезоружило.
Я кивнул.
— Государыня — очень добрая и чуткая женщина. И очень трудолюбивая, должен отметить. И, возможно, со временем станет императрицей, которую полюбит весь народ.
София задумчиво посмотрела вдаль. Потом на меня. И прошептала:
— Интересно, суждено ли мне найти такую любовь?..
Я пожал плечами.
— В этих вопросах я, увы, не силен, ваше императорское высочество.
Мне показалось, что на миг в глазах Софии промелькнуло сожаление. Но я тут же извинился и оставил ее — нужно было решить еще одно дело.
Пока император и императрица ворковали друг с другом, я разыскал Елинского и решил немедленно взять под стражу лейб-медика Миниха. Время нельзя было терять — он наверняка уже догадывался, что за ним придут.
— Ваше благородие, — бросил я, найдя Елинского среди гвардейцев. — Соберите людей. Немедленно. Идем брать нашего эскулапа.
Елинский тут же встрепенулся, привычно подтянулся, отдал несколько распоряжений ближайшим офицерам, и уже через пару минут мы быстрым шагом направились к настоятельскому дому, где расквартировали Миниха вместе с ближайшими слугами государей. Я шел первым, напряженный, готовый к любому развитию событий.
Двери дома распахнулись с глухим стуком. Внутри царила полутьма, пахло воском, ладаном и чем-то еще — горьким, химическим, напоминающим старые настойки. Мы начали обыск, проверяя комнату за комнатой.
— Чисто, — докладывали гвардейцы один за другим и хлопали дверями.
Но Миниха нигде не было.
— Осторожнее с ним, — предупредил Елинский. — Могут быть сюрпризы.
— Он же маголекарь, — беспечно улыбнулся один из гвардейцев. — Разве что залечит до смерти.
Я хмуро взглянул на легкомысленного гвардейца. Что ж, еще совсем молодой. Наверняка чей-нибудь сынок, выбранный в гвардию на приличный потенциал и презентабельную внешность. И пороха он явно еще не нюхал.
— Не стоит его недооценивать. Маголекари тоже умеют преподносить неприятные сюрпризы. Тем более Первый лейб-медик Императорского двора.
Наконец, мы добрались до комнат, где расположилась императрица. В воздухе витал запах озона — след недавно примененного заклинания с большим количеством эфира.
Посреди комнаты лежала одна из фрейлин — без сознания, а рядом валялся открытый и выпотрошенный, саквояж лекаря.
— Ушел налегке, — пробормотал я. — Проверьте девушку.
Елинский склонился к ней, проверил пульс.