Я поднял брови.
— Простите, но при чем здесь я? — недоуменно спросил я. — Матримониальные планы, тем более императорского Дома, вне моей компетенции.
Император усмехнулся.
— Планы планами, Алексей, но мне нужен кто-то, кто сможет отличить порядочного человека от мерзавца. Женихи станут выстраиваться в очередь, и каждый будет разливаться соловьем, лишь бы заполучить руку первой красавицы империи. Но я хочу, чтобы моя сестра не только исполнила свой долг, но и обрела личное счастье. А ты — один из немногих, кто сможет это понять и оценить.
Я вздохнул. Вот это уж точно было неожиданно. Я не привык разбираться в брачных интригах двора, но раз уж государь просит, значит, придется. И, сдается мне, это станет для меня самым сложным испытанием из всего списка поручений.
— Хорошо, ваше величество, — нехотя согласился я. — Я к вашим услугам для любых поручений.
Император кивнул, довольный ответом. А затем плотнее запахнул воротник дубленки.
— Что ж, вот и решили, братец, — сказал он, и из его рта вырвалось белое облако пара. — Идем в трапезную. Я ужасно проголодался. И нужно сегодня лечь пораньше. Я хочу быть в Зимнем завтра к одиннадцати утра…
Петербург встретил нас морозным утром.
Воздух был свеж и колюч, от дыхания прохожих поднимался легкий пар, оседавший инеем на меховых воротниках. Наш кортеж проехал сквозь массивные ворота Зимнего дворца и замер во внутреннем дворе. Слуги мгновенно поспешили к экипажам, помогая пассажирам выйти. Но все внимание, конечно, было сосредоточено на императорской чете.
Как только государь ступил на тщательно отчищенную брусчатку, ему тут же поклонился обер-камергер Шрюмер, сияющий от гордости.
— Ваше императорское величество, от лица всех служителей Двора рад приветствовать вас в родных стенах! — его низкий голос дрожал от волнения, но это было скорее от радости, чем от страха.
Император кивнул, принимая приветствие, но его взгляд тут же стал строгим.
— Все внутрь! Не стоять на морозе! — коротко велел он, оглядев выстроившихся в ряд камергеров, гвардейцев и офицеров. — Простудятся же! Что за безумие — держать людей на холоде ради парадного эффекта?
Шрюмер виновато склонил голову, но его улыбка ни на мгновение не исчезла.
— Ваше императорское величество, наша радость от новостей о вашем чудесном исцелении была столь велика, что сегодня во всём дворце праздник, государь…
Император вздохнул, но спорить не стал. Он лишь легонько пожал руку своей супруге и, ведя её под руку, направился ко входу. Мы последовали за ним: я — с Софией, которая чуть покраснела, принимая мою руку, за нами — свита и гвардейцы.
Огромные двери дворца распахнулись, и мы вошли внутрь. В холле перед лестницей уже ждали придворные, облачённые в парадные одежды. Тихий гул стих при нашем появлении, а на лицах мелькало множество эмоций — от благоговейного почтения до неподдельного изумления. Они разглядывали императора, пытаясь осознать перемены, произошедшие в нём.
Государь лишь коротко приветствовал их, но в этих нескольких словах прозвучало столько уверенности и силы, что все поняли: прежнего мальчика-императора больше нет.
Поднявшись на второй этаж, мы встретили великого князя Фёдора Николаевича с его семьёй. Приветствие вышло теплым, но сдержанным — нас окружали слишком многие, чтобы можно было позволить себе лишние проявления эмоций. Однако в глазах Андрея, его сестры Марины и младшего Александра читалась явная радость.
Фёдор Николаевич поклонился императору.
— Ваше императорское величество, добро пожаловать домой.
Император улыбнулся и подал ему руку.
— Рад видеть вас, дядюшка. Надеюсь, за время моего отсутствия не случилось ничего серьезного?
— Всё по-прежнему, ваше императорское величество, — снова чуть поклонился дядюшка. — Но теперь, после вашего чудесного исцеления, полагаю, кое-что изменится. Мы все ждали этого дня. Не могу дождаться возможности услышать рассказ о том, что происходило во время вашей поездки…
Великая княгиня Елизавета Александровна, супруга Фёдора Николаевича, присела в реверансе. Государь протянул ей руку, помогая подняться.
— Ваше величество, надеюсь, дорога не была слишком утомительной? — спросила гречанка.
— Напротив, она позволила мне многое обдумать, — ответил император. — Впрочем, морозы там не способствуют к долгим прогулкам. В этом году январь выдался суровым.